— Обалдеть! — вздохнула я, — То есть он совсем не стар? Я почему-то представляла его дряхлым стариком, со старческой трясучкой и коричневыми пятнами!
— Нет, он не стар! Тебе сколько лет? — поинтересовался дядя, поигрывая моим кольцом-печаткой.
— Мне двадцать семь… — вздохнула я. Да, увы, уже не восемнадцать… Хотя, может быть по меркам средневековья мне уже пора на пенсию? «В твои года я матерью была!» — воскликнула мать Джульетты, а потом прикинула в уме, и добавила: «И бабушкой!»
— Ты старше принцессы на семь лет. Удивлен, честное слово. Значит, он старше тебя, приблизительно, на три года, — вздохнул дядя, — Кстати, в некоторых письмах он упоминал о брате. Он всегда тепло отзывался о нем, правда всегда отмечал, что отличается братишка мечтательной натурой и безумно любит книги. Я не знаю его настоящего имени. Ленс, как он себя называет, имел несчастье однажды попытаться поднять мятеж, упрекая брата в несправедливости и чрезмерной жестокости. Но ему это сошло с рук. Вместо плахи, он отделался домашним арестом. Через два года, он снова попытался поднять мятеж, рассказывая людям про то, какой может стать Империя, если все будут жить по законам добра и милосердия. Ты будешь смеяться, но он снова отделался домашним арестом. А вот на третий раз, наш дорогой философ, был более осмотрительным. Мятеж едва ли не кончился удачей. Но его удалось подавить. Император сделал все, чтобы замять это дело, и отбелить имя своего любимого брата, что я лично осуждал и осуждаю. И тогда наш дорогой философ, топнул ножкой, отрекся от всех титулов и сбежал из Столицы. Ему удалось пройти через всю Империю и достигнуть Арианона, где он был схвачен, как обычный смутьян, и без особых разбирательств, заточен в камеру, откуда ты, по своей доброте и милосердию, его извлекла. Вот и вся история опального принца. Если честно, я сначала подумывал выдать тебя замуж за него. Но потом, познакомившись с ним поближе, я понял, что худшего я и представить себе не мог.
— И что теперь делать будем? Ждать, когда Лис сюда примчится улаживать дипломатический скандал? — горестно вздохнула я, понимая, что меня так настойчиво еще никогда не выдавали замуж.
— Именно. Он примчится сюда с извинениями, возьмет за шкирку любимого братца, которого я бы уже давным-давно казнил, а заодно познакомится с тобой, — вздохнул дядя, пряча письмо в карман, и покидая мою комнату.
Я взглянула на письменный прибор, лежащий на столе, на оставленную «колбаску» сургуча, на перстень, который валялся поверх стопки бумаги… Моя судьба в моих руках. Если брат готов подменить брата, то почему бы и мне не воспользоваться шансом? Подсказку зала мы уже слышали, пятьдесят на пятьдесят было, а вот письмо другу, мы еще ни разу не использовали. Быстро спрыгнув с кровати, я написала письмо, где достаточно коротко и ясно изложила все факты. Запечатав его, я спрятала его в лифе корсета, а потом снова забралась на кровать, укрывшись одеялом. И вот именно тогда я поняла, что перстень, который лежал поверх бумаги, лежит как-то неправильно, я хотела было слезть и поправить его, но не успела.