Обыкновенный волшебник (Веденская) - страница 89
Оставаясь с ним, я буквально каждый день, каждую минуту совершала вероломное предательство. Он этого еще не знал. Пашка думал, что я просто обиделась на него, что мы в ссоре, а когда помиримся, все будет по-старому. Я отчаянно делала вид, что все так и есть, что я злюсь и что дело именно в этом. Я поддерживала кипящий котел молчаливой войны, только чтобы не подойти в тому моменту, когда нужно будет дать простой ответ на не менее простой вопрос. «Почему ты живешь с тем, кого не любишь?» Легче спросить, чем ответить. Да разве я знала, что не люблю его?
Я помнила тон, которым был задан вопрос, но сам смысл вопроса дошел до меня позже. Все произошедшее вместе и каждый момент по отдельности складывались в простую, но убийственно ясную картину. Я не люблю Пашку и теперь знала это совершенно точно. Я не люблю его, я люблю другого! Влюбилась, и, наверное, впервые в жизни, и теперь я знаю, что это такое. Я могла думать раньше, что люблю Пашу, пока не встретила Ярослава Страхова. Я могла счесть те скромные, больше серые чувства, что вспыхивали внутри при виде Пашкиного лица, за любовь. Виновата ли я в том, что происходит со мной теперь, и если виновата, то какой суд меня осудит?
Пашка ничего не замечал. Удивительно, каким слепым может быть человек в вопросах, по-настоящему важных. Меня трясло от боли и отчаяния, мне буквально физически не хватало Страхова, а Пашка раздумывал над тем, как примириться со мной так, чтобы не уронить свой авторитет. Мой организм уже отказывался слушаться меня, требуя только одного – срочно найти способ и вернуть себе то, что никогда мне не принадлежало. Природа желала того, чего я была не в силах ей дать. Страхов не звонил, но он и не обещал. Мое тело буквально умирало без него. Безответная любовь похлеще проклятия.
Я лежала с закрытыми глазами и считала до ста, а Пашка делал мне чай с малиной, считая, что я простужена. Мне было невыносимо, невыносимо стыдно за то равнодушие, которое он теперь во мне вызывал, но разбираться еще и с этим я сейчас была не в силах. Максимум моих усилий уходил на то, чтобы не набрать номер Страхова и не броситься умолять его о… о чем? Еще бы знать, о чем.
Я провела следующие сутки в механических поисках если не смысла жизни, то хотя бы смысла для текущего дня. Телефон стал моим врагом, заставляя испытывать ледяной холод отчаяния по десять раз на дню. Я не была больше человеком, а стала продолжением этого электронного устройства, приложением, которое никак не может существовать отдельно. Меня можно было загрузить, легко можно было полностью стереть. Я вздрагивала и почти умирала от каждого звонка, но вместо Страхова мне звонили Виталик, Леночка и черт его еще знает кто. На четвертый день мне позвонил Игорь Борисович с предложением посетить одно из тех мероприятий, которые мы, журналисты, между собой зовем «прикормами». Какая-то молодая музыкальная группа – не то рок, не то поп, не то какая-то очередная эклектика – заманивала журналистов на свою презентацию в надежде купить на дешевые бутерброды и приятный вечер с десяток бесплатных публикаций в прессе разного уровня. Вкусное и ни к чему не обязывающее мероприятие, мечта журналистов. И в нашей редакции нашлось бы несколько человек, с радостью готовых обозреть печатным образом потуги музыкантов, учитывая, что местом данного действа был весьма пристойный музыкальный клуб. Почему-то Игорь Борисович решил отдать «кусок» мне. Видимо, на всякий случай еще раз показать мне свое расположение и поддержку. Оставался открытым вопрос, почему он вообще считает нужным мне что-то показывать.