— Сотрясение мозга, перелом тазобедренного сустава и ноги, — констатировал фельдшер, принимавший пострадавшего. — Лекарств у меня нет, питание никудышнее, условия отвратительные, если выживет, пусть молится Богу.
Кулаковский выжил. Почти месяц он провёл на больничной койке, грешным делом даже думал, что больше никогда не поднимется, но, видно, по меркам небесной канцелярии, не очень сильно нагрешил на этой Земле — бог смилостивился.
Вышедший из санчасти геолог еле передвигался, тем не менее считал себя самым счастливым человеком на этой Земле. Он радовался робким лучам солнца, зелёной травке, щебетанию птиц, летавших за колючей проволокой. В то же время считал себя обречённым, человеком, которому опять дали отсрочку. Размышляя о своей жизни, Кулаковский постоянно возвращался к теперешнему положению, в котором оказался, и со страхом думал о том, как будет работать на горном участке. От страшной нагрузки, достававшейся заключённым за смену, падали даже физически здоровые люди, а что говорить о нём — человеке с трудом, стоявшем на ногах.
Однако судьба очередной раз преподнесла ему подарок. Взамен освободившегося профессора Кригера требовался толковый геолог, работавший на поисках золота. Профессора найти не удалось, и Дальстроевское руководство остановилось на бывшем начальнике геологического управления, хорошо знавшем технологию разведки и поисков месторождений. Так он оказался в Магадане. А вскоре случилось непредвиденное: умер Сталин и страна вошла в очередной виток своего развития. После смерти вождя всех народов «Дело Алданских геологов» было пересмотрено.
Глава 48. Скромный бухгалтер
Проведя в лагерях и на поселении почти десять лет, Кулаковский вышел на свободу. Возвращаться в Алдан он не стал, понимая, что его время безвозвратно ушло, и с немалыми деньгами поехал на юг, где давно ждала жена. После долгих лет разлуки надо бы радоваться счастливой жизни да добра наживать, как говорится в сказках, но супруга вскоре умерла. Сватались к нему и молодухи и женщины постарше, да только ни одна не приглянулась. То ли по его занудности, или по какой-то другой причине, семейной жизни ни с кем не получилось.
«Главное — есть свой угол, — успокаивал себя Кулаковский, — а дом у меня не в пример многим — большой и просторный. Всё остальное приложится».
В тяжёлые минуты тянуло на размышления. Перед глазами проходили десятки людей, с которыми связывала судьба. Родители, школьные друзья и друзья по несчастью, родственники, коллеги по работе. И каждый раз, как только доходило до геологического управления, которым когда-то руководил, озноб пробирал до костей. При воспоминании о репрессированных геологах клокотало в груди, боль сдавливала больное сердце. Он чувствовал вину за разгром своего штаба и гибель Брукса, за всё, что случилось со всеми этими людьми. Со временем надо было бы успокоиться, но, странное дело, чем дальше уходило прошлое, тем больше его терзала совесть. Как будто кто-то преследовал его, пытаясь наказать за то, что он однажды предал и пошёл на поводу у других.