В центре стола поставили стакан с водкой, прикрыли его ломтем черного хлеба. Непонятно, день рождения или поминки, но так решило большинство, значит – законно.
– Комиссар, говори речь, – перекрывая гвалт, рявкнул Портос. – Жрать хочется. А выпить еще больше.
Новиков поднялся из-за стола. Шум стих.
Выдержав паузу, комиссар произнес:
– Ребята, красиво и длинно говорить сейчас не стоит. Предлагаю выпить за нашего товарища и друга, майора Сергея Ратникова. Известно, что ему пришлось испытать в плену, напоминать не буду и другим не советую. Давайте поднимем бокалы за то, что он нашел в себе силы бороться до конца, сражаться и победить. За то, что не уронил он офицерской чести, не позволил бандитам растоптать ее грязными башмаками. Давайте, ребята, выпьем за Серегу.
Стоя опрокинули рюмки.
Накинулись на закуску, дружно заработали челюстями. Не успели заморить червячка, как Портос налил по второй.
– Не гони лошадей, – возмутился было Бача, но Ремнев строго посмотрел на него.
– А-а, – догадался Бача. – Между первой и второй – чтобы пуля не пролетела?
– Правильно. Хвалю, – усмехнулся Портос в пушистые, цвета ржаной соломы, усы.
Снова тонко звякнули рюмки.
Огурец. Картошка. Селедка. Не возбраняется в обратном порядке. Можно с прослойкой в виде сыра-колбасы. Устоявшийся ритуал. Неизменный от Камчатки до Калининграда.
Когда разговор за столом снова начал набирать силу, встал Ратников.
Он постучал вилкой по кувшину с компотом. Воцарилась тишина.
– Ребята, третий тост, – негромко произнес Сергей.
Святой третий тост…
Стоя. Молча. За тех, кто не дожил до этой минуты. Выпили. Тихо поставили рюмки на стол. Осторожно присели на стулья, стараясь не шуметь. Закусывать не спешили.
В наступившей тишине трель дверного звонка показалась оглушительно громкой.
– Я открою, – сказал Сергей, покидая застолье.
Он вышел в прихожую, распахнул дверь, и его буквально бросило на дверной косяк.
Не от удара. От неожиданности. От захлестнувшего счастья.
На пороге стояла Ксана, обнимая за плечи мальчугана, удивительно похожего на хозяина квартиры. Вылитый Сережка Ратников двадцатипятилетней давности.
Радость, как и беда, одна не приходит – из-за спины Оксаны выглядывала довольная физиономия Маркова.
– Не верю! – воскликнул Сергей, схватил всех троих в охапку и увлек за собой в прихожую.
Прижав к себе сына, он не решался отпустить его. Боялся, что все исчезнет, растает как дым, стоит ему разомкнуть объятия.
– Здравствуй, сын.
– Здравствуй… папа. Я помню тебя.
Наивная детская ложь из уст Пашки прозвучала для Сергея волшебной музыкой.