В перерыве между действиями они столкнулись с Дунканом и Лорейн в лобби, где наяривал оркестр.
– Выпьем?
– Хорошо, но не в баре. Сядем за столик.
– Идеальный отец.
Рассеянно прислушиваясь к Лорейн, Чарли увидел, как взгляд Гонории оторвался от их столика, и он задумчиво проследил за ним, размышляя, куда же он направляется. Он перехватил ее взгляд, и она улыбнулась.
– Мне понравился лимонад, – сказала она.
Что она сказала? Что он ожидал услышать? По дороге домой в такси он притянул ее к себе, пока ее голова не прижалась к его груди.
– Дорогая, ты когда-нибудь думаешь о своей маме?
– Да, иногда, – туманно ответила она.
– Я не хочу, чтобы ты ее забывала. У тебя есть ее фотография?
– Да, мне так кажется. В любом случае у тети Марион есть. Почему ты не хочешь, чтобы я ее забывала?
– Она так сильно тебя любила.
– Я тоже ее любила.
Они замолчали на мгновение.
– Папочка, я хочу приехать и жить с тобой, – внезапно сказала она.
Его сердце екнуло, он хотел услышать нечто подобное.
– Разве ты не счастлива?
– Да, но я люблю тебя больше всех на свете. И ты любишь меня больше всех, правда, теперь, когда мамочка умерла?
– Конечно, я люблю тебя. Но ты не всегда будешь любить меня так сильно, милая. Однажды ты вырастешь и встретишь кого-нибудь одного с тобой возраста, выйдешь за него замуж и забудешь, что у тебя когда-то был папочка.
– Да, это правда, – спокойно согласилась она.
Он не стал заходить. Ему нужно было вернуться к девяти, и он хотел быть свежим и бодрым, чтобы сказать то, что намеревался.
– Когда приведешь себя в порядок, покажись в окошко.
– Хорошо. До свидания, папа, папочка, папуля.
Он ждал на темной улице, пока она не появилась, теплая и светящаяся, в окне наверху, и не отправила ему воздушный поцелуй.
Они его ждали. Марион сидела за кофейным столиком в льстящем ей черном вечернем платье, намекающем на невосполнимую утрату. Линкольн ходил вверх и вниз, имея при этом выражение лица человека, который только что сказал речь. Они нервничали, так как он должен был поднять главный вопрос. И он незамедлительно это сделал.
– Полагаю, вы знаете, почему я встретился с вами, – по этой причине я приехал в Париж.
Марион поиграла с черными звездочками на своем ожерелье и нахмурилась.
– Я ужасно нервничаю, когда речь заходит о доме, – продолжил он. – И еще больше я нервничаю при мысли, что в нем будет Гонория. Я благодарен, что вы взяли ее к себе в память о ее матери, но теперь все поменялось. – Он помедлил и продолжил с еще большим чувством: – Для меня все совершенно поменялось, и я прошу вас еще раз все обдумать. Будет глупо отрицать, что три года назад я вел себя чертовски неправильно… – Марион сурово на него взглянула. – Но это все закончилось. Я уже сказал, что не пью больше одного стакана в день уже почти год, и я еще задумаюсь, пить ли его, так что проблема алкоголя в моем представлении остро не стоит. Вы понимаете, к чему я веду?