После этого следует благотворная волна поцелуев и уверений в том, что это моя вина. Скажи, что это я виноват! Это все я! Я хочу, чтобы ты это сказала!
Но в тот самый момент, когда в воздухе начал чувствоваться дух примирения и оба участника сцены до некоторой степени вжились в роль, которую необходимо было сыграть так, чтобы как можно глубже почувствовать всю томность и нежность приближающегося момента, позвонила словоохотливая тетушка, и Бетти пришлось вступить в телефонную беседу, затянувшуюся на целых двадцать минут. На исходе восемнадцатой минуты Перри Паркхарст, снедаемый гордостью, ревностью и уязвленным самолюбием, надел шубу, взял свою светло-коричневую шляпу и торжественно удалился в направлении двери на улицу.
– Все кончено! – отрывисто произнес он, пытаясь завести мотор автомобиля. – Все кончено… да заведешься ты наконец, черт тебя подери!
Последнее относилось уже к замерзшей машине, простоявшей некоторое время на улице.
Он поехал в центр – точнее, заснеженная колея сама понесла его в центр города. Он низко ссутулился на сиденье, погруженный в печальные раздумья, и ему было совершенно все равно, куда ехать.
Проезжая мимо отеля «Клэрендон», он услышал оклик с тротуара. Там стоял Бэйли, человек с подмоченной репутацией и выдающейся челюстью, живший в отеле и никогда не любивший.
– Перри, – тихо произнес человек с подмоченной репутацией, когда перед ним у обочины остановился родстер, – у меня стоит шесть бутылок такого чертовски прекрасного шампанского – без единого пузырька! – которое ты, ручаюсь, никогда не пробовал. И треть всего, Перри, получишь ты, если только поднимешься со мной в номер и поможешь нам с Мартином Мэйси все это выпить!
– Бэйли, – с напряжением сказал Перри, – я выпью твое шампанское. Я выпью все до капли, пусть даже это и убьет меня.
– Чокнулся? – кротко ответил человек с подмоченной репутацией. – В шампанское не добавляют метиловый спирт. Это напиток, который весь мир пьет уже шесть тысяч лет. А пробки на этих бутылках даже окаменели, и вытаскивать их приходится с помощью алмазного сверла.
– Веди меня наверх, – мрачно промолвил Перри. – Как только эти пробки увидят мое сердце, они выскочат сами – из простого сострадания.
Весь номер был увешан типично гостиничными невинными картинками, изображающими маленьких девочек с яблоками в руках, сидящих на скамейках и играющих с щенками. Других украшений в номере не было, если не считать разбросанных повсюду галстуков, а также розовощекого человека, читавшего розовую газету, полностью посвященную дамам в розовых чулках.