Ольга и Мишель поженились в тот же год, когда восторженная тетушка Жаклин вручила Ольге бриллиантовый гарнитур. Мадемуазель Надин оказалась права: Ольга не вернулась в Россию. Она дала себе слово, что теперь поедет туда только вместе с Мишелем.
Ее приняли в Сорбонну, и через три года она ее закончила. Мишель после окончания Политехнической школы устроился работать в японскую фирму, выпускающую бытовую технику. Вскоре у них с Ольгой одна за другой родились дети — три девочки с разницей в два года.
Ольга оказалась прекрасной матерью — ей было легко рожать, легко кормить и нянчить детей. «Ты рожаешь, как кошка, — шутила Эдит, которую у Ольги даже в мыслях не получалось называть свекровью. — На редкость сильная конституция — и это при такой-то худобе…» Ольга в ответ только смеялась. Она собиралась даже завести четвертого — ей очень хотелось сына. Его она собиралась назвать в честь своего отца Николаем.
Всех троих дочерей им «рассчитали» по специальной методике — они старались угодить старушке Жаклин, чтобы снова разделить заветный гарнитур на три части (кстати сказать, тетушка не забывала их и всегда под Рождество засыпала подарками). Мишель настоял, чтобы хотя бы одна из дочерей носила исконно русское имя. Старшую назвали Мадлен — в честь далекой французской родственницы, среднюю — Вера, а младшую Ольга назвала Надин.
Милая мадемуазель Надин… Ольга часто и с удовольствием вспоминала, как в один прекрасный день после длительной переписки Надин все-таки приехала к ней в Париж и имела счастье полюбоваться на свою маленькую тезку. Сама она жила теперь в Америке и была очень довольна своей жизнью. Ее сын — ученый-физик — получил выгодный контракт, и Надин переехала жить к нему. Воспитывала внуков, преподавала русский и французский. Почти с детским восторгом рассказывала Ольге, что живет с семьей сына в двухэтажном особняке и каждый день купается во дворе в собственном бассейне… Она почти не изменилась, только теперь постоянно красила волосы, причем в самые яркие цвета.
Ольгу она нашла похорошевшей и нисколько не испорченной материнством. «Была мадонна — и осталась мадонна, — похвалила ее она. — Да еще и дочкам породу передала…»
Что и говорить, девочки у Ольги получились все как на подбор хорошенькие, хотя и совершенно разные. Мадлен была похожа на папу — черненькая и зеленоглазая. Вера унаследовала черты и темперамент французского дедушки Жюльена — шустрая, светленькая и с хитрыми голубыми глазами. А младшая — ей исполнилось всего полтора года — была похожа на Ольгу. Вернее, черты лица у нее были еще детские и поэтому нечеткие, но зато глаза — огромные и черные — уже в младенчестве вспыхивали тем самым неукротимым огнем, что и у матери. «Эта будет такая же, — сказала про нее мадемуазель Надин, — в тихом омуте…»