От этого зависело, смогу ли я действовать так, как хочу.
Криста, вздохнув, послушно накрыла мои пальцы своими. Уставившись в книгу, стала читать. В первый раз я даже не потрудилась сосредоточиться: знала, что всё равно бесполезно, а концентрации свойственно теряться. И лишь после третьей попытки, когда Криста наконец смогла прочесть заклятие без запинки…
Вот тогда я достала нужные воспоминания с ментальной полочки.
Первый класс. Смешной взъерошенный мальчишка угрюмо смотрит, как я, насмешливо фыркая, снисходительно правлю ошибки в его тетради по русскому.
Пятый класс. Лето. Мы несёмся по дороге мимо нашего загородного дома на велике. Сашка рулит, а я цепляюсь за его плечи, подскакивая на жёстком плетении металлического багажника.
Седьмой. Я отвёрткой кручу винт, закрепляя видеокарту на её законном месте в новом Сашкином компе — мы вдвоём собираем его с нуля, — а он матерится, пытаясь распутать провода, невесть каким образом успевшие завязаться узлом.
Девятый. Сашкино лицо выбелено светом монитора. Он зачитывает переписку с очередной воздыхательницей — по ролям, оглашая её реплики тоненьким, жеманным, почти девчачьим голоском. И я начинаю кашлять, когда от хохота чай попадает не в то горло.
Выпускной. Мы вышагиваем по Гостиному двору, перекрикивая музыку и галдёж подвыпивших медалистов, увлечённо обсуждая, можно ли действительно сделать варп-двигатель Алькубьерре[19]. Сталкиваясь с очередной девицей в вечернем платье, прерываем разговор на короткое дружное «извиняюсь» — чтобы немедленно продолжить.
Первый курс. Весна. Я стою на кладбище, слушая о преимуществах очередного участка, на котором можно похоронить маму. Отстранённо соглашаюсь, что здесь, под этой сосной, и правда красиво и сухо — даже сейчас, когда всё тонет в талом снегу; что рядом дорожка и другие высокие сосны, которые не будут спиливать, и здесь мама… нет, не мама, то пустое и чужое, что от неё осталось — не будет лежать, зажатое другими могилами со всех сторон.
Я почти не чувствую, как Сашка обнимает меня за плечи, но его присутствие заставляет чувствовать себя хоть немножко живой.
…да. В нашей дружбе было много хорошего. Того, что не перечеркнёт его выбор. Того, что он никак не должен перечёркивать.
Потому что друзья не перестают быть друзьями из-за такой ерунды.
Глядя в зеркало, я слушала, как Криста в четвёртый раз выговаривает слова заклятия — ровно, уверенно, уже без ошибок, — и Сашкино лицо виделось почти отчётливо, почти близко, почти наяву…
Зеркало заволок знакомый бледный перламутр.
Когда он расступился, я почти улыбнулась.