Оказывается, днем, в Гнесинке, можно быть прекрасным учеником и талантливым пианистом, а вечером и ночью, когда начиналась совершенно иная жизнь и когда столько соблазнов на каждом шагу…
Господи, помоги душам неокрепшим!
Отложив записку на край стола, она открыла холодильник, долго изучала его содержимое, пока наконец не вспомнила, что перекусила бутербродом с чашечкой кофе около часа дня. И с тех пор прошло уже более шести часов, как она ничего не ела, но ей сейчас даже кусок ветчины в горло не полезет. Захлопнув дверцу, Ирина прошла в комнату, где находился вмонтированный в испанскую стенку бар. Как делал ее Турецкий, когда позволял себе расслабиться дома, она достала из бара початую бутылку армянского коньяка, хрумкнула плиткой шоколада и опустилась в кресло перед телевизором.
Она думала, что коньяк поможет ей освободиться от того тревожного гнета, который лежал на душе, однако оказалось, что не все так просто в этой жизни. И если уж тебя зацепило…
Грея в ладонях бокал с коньяком, она пыталась выстроить в единый ряд учебные дни последней недели, когда она общалась с Чудецким, и хотя бы через эту призму понять, что же такое могло с ним произойти, однако ничего толкового в голову не лезло. Зато вновь и вновь возникал в памяти ее спор с Турецким, когда он пытался убедить ее, что легких наркотиков не бывает, как того хотят доказать либералы-радетели свободной торговли наркотой, а бывает зависимость, от которой подчас невозможно избавиться еще не окрепшей душе. И приводил примеры, которые на тот момент она просто не принимала, но теперь, когда уже с ее учеником случилась беда, она воспринимала совсем по-иному.
Воспитанная в интеллигентной семье, где не просто любили музыку, где поклонялись ей как божеству, она пыталась доказать Турецкому, что почти все столь любимые ей исполнители и марихуану курили, и опий нюхали, однако при всем этом никто из них не стал наркоманом, вернее, почти никто и что запрет на так называемые легкие наркотики только разжигает нездоровый интерес к ним, потому что всякий запретный плод сладок. А он пытался доказать ей обратное. Говорил о том, что в то время, которое она имела в виду, не было столь дикого, искусственно навязанного ажиотажа вокруг наркоты, да и Россия не была завалена таким количеством этой дряни, как сейчас. Говорил и о том, что начавшие с марихуаны, опия или с тех же колес, которые идут в сочетании с нозепамом, тазепамом и цикладолом, еще не оперившиеся юнцы и их подружки постепенно переходят на более сильную наркоту, и она уже окончательно формирует два вида зависимости: физическую и психическую. И когда приходит наконец-то понимание этой зависимости, вот тогда и становится по-настоящему страшно, если, конечно, этот человек не полный дебил.