С другой стороны, князь приводит строки из письма Василия Шухаева (бежавшего из Советской России по льду Финского залива в 1920 году и вскоре оказавшегося в Париже) своему учителю: «Меня поражает за границей энергия русских. Сколько работают… Вся Россия старая не делала того, что делают сейчас русские за границей». Интересно письмо князю ленинградского художника Сергея Чепика, выехавшего за границу в 1989 году: «Да что говорить! Ведь с художественной школы внушается: эмиграция для русского художника, писателя, композитора – творческая смерть! Он (художник-эмигрант): а) пьёт без просыпу; б) плачет, стонет, спокойно не может видеть берёзку; в) конечно, сидит без гроша и чуть ли не каждый день режет свои холсты. …Горька судьба русских художников-эмигрантов, не понявших значения Великой Октябрьской: Шагала, Суетина, Кандинского, Цадкина, Архипенко… Приговор гласит: художник-эмигрант ни черта не пишет и работать не может! Ваши выставки перечеркнули эту ложь… Коровин, Бенуа, Бакст, Добужинский – всё создано не в запойной зелёной тоске, а блистательно нарисовано, скомпановано и написано…».
Это верно даже с той поправкой, что из работ художников-эмигрантов Лобанов отбирал в коллекцию, прежде всего те, которые были написаны… до эмиграции. Скорее всего, это связано с темой коллекции, определённой периодом Дягилева, а может быть, художники писали до эмиграции лучше. Князь уверен, что А.Бенуа всю свою жизнь проработал в одном и том же стиле: «Он как бы навсегда остался в начале Серебряного века и поэтому выбирал для оформления только те постановки, которые отвечали его классическому вкусу. Единственной большой уступкой модернизму было оформление «Петрушки»… Как художнику, ему, может быть, не хватало живости стиля и проницательности…» Кстати, от дочери Бенуа князь получил так называемый «революционный дневник» отца, который члены семьи не хотели публиковать. Дневник решено было положить в банк на 50 лет. Но после радикальных перемен в России этот «пятидесятилетний срок» был аннулирован. В 2003 году дневник Бенуа был опубликован в Москве под названием «Мой дневник 1916–1918».
Забавно замечание о семье Бенуа, жившей как-то по-особому абсолютно «независимо» от Франции: «Здесь никогда не платили никаких налогов, но не получали никаких пособий… В случае болезни звонили в советское посольство и оттуда приходил врач. Даже если что-то случалось с электричеством, звонили опять в посольство, приходил электрик и приводил всё в порядок. Семья Бенуа явно не сочувствовала господствовавшему тогда в СССР политическому строю, но они были глубоко русскими людьми и остались таковыми»…