Они вернулись в школу и занялись делами, как обычно, Кингсли был снова умиротворен. В пассивном блаженстве он сидел у ног Сорена, пока они тихо просматривали стопку домашних работ по французскому, обводя ошибки и внося исправления. На полу рядом с креслом Сорена, помогая ему с работой, Кингсли чувствовал себя даже ближе к Сорену чем, когда они познавали плотские радости их романа. Так было до его встречи с Джульеттой.
- Часовня. Да. Я вспомнил. Я боялся вам помешать. Вы говорили по-французски друг с другом. Немного. Вы, казались, спокойными, погруженными в работу. Я надеялся сделать фото, чтобы никто из вас не заметил.
- Мы заметили. Но не подали виду.
Кристиан допил чай и наполнил следующую чашку.
– Значит, мое фото вас двоих... и что с того?
- Кто-то прислал мне его по почте. Оригинал.
- Кто?
Кингсли покачал головой.
- Вот это действительно вопрос.
- Какие-нибудь идеи на этот счет?
- Ни одной. Оно было отправлено анонимно. В качестве угрозы или предупреждения... или, возможно, банальной провокации.
- Угрозы? Разве секрет, что ты и отец Стернс были вместе в школе?
Кингсли снова что-то услышал в голосе Кристиана. Тот что-то знал. Возможно, он даже не догадывался о своих знаниях. Но Кингсли выяснит это.
- Не секрет, что мы вместе учились в школе. Non. – Кингсли ждал и позволил тишине между ними, заполнить комнату, словно прибывающей водой.
- Твоя сестра... - начал Кристиан и остановился.
Кинг ничего не ответил. Он видел сотни людей, близких к тому, чтобы сорваться, и знал это выражение в их глазах. В этот момент Кристиан стоял, балансируя на краю скалы, скалы вроде той, что убила Мари-Лауру. Не нужно сейчас ничего не делать, надо просто позволить ему упасть.
- Ты и Стернс…
- Что насчет нас?
Кристиан уставился на свои сцепленные руки.
- Она пришла ко мне однажды... в слезах. Она сказала, что думала, будто Стернс, что ее муж был влюблен в кого-то другого. Она сказала, что он никогда не…
- Притрагивался к ней.
Кристиан встретился глазами с Кингсли.
- Я не поверил ей. Кроме священников и нас здесь никого не было. Она была единственной девушкой на много миль вокруг. И даже если бы было иначе, разве можно влюбиться в кого-нибудь больше, чем в нее?
- Он мог, - сказал Кингсли, не сумев сдержать оттенок гордости в голосе.
Он, возможно, уже потерял первенство своей любви для Сорена в сравнении с чувствами к его Малышке, но когда-то именно Кингсли был победителем.
- Он любил тебя. - Кристиан сказал эти три слова так, словно обнаружил Святой Грааль. - Всю свою жизнь я задавался вопросом… смерть Мари-Лауры - это как рана, что не зажила. Почему она умерла. Что заставило ее... ты и Стернс. Я подозревал, но никогда не верил.