Вместе... Это одно слово исцелило все раны внутри Кингсли. Синяки остались на теле, рубцы и порезы. Но боль испарилась. Он стал снова невредимым.
- Что если, вон там?
Первые лучи рассвета начали выглядывать над вершинами холмов. У основания долины стоял крошечный каменный домишко, практически поглощенный плющом и сорняками.
- Это старый скит. Он не использовался со времен отца Леопольда в 1954 году.
- Там четыре стены, дымоход...
Что еще им нужно? Ничего, кроме укрытия от непогоды, когда придет зима.
- Это адская дыра. Я видел его.
Кингсли уставился на крошечный домик.
– Ад нам подойдет. Господь точно не хочет иметь с нами ничего общего.
Север
Настоящее
Кингсли нашел Сорена в часовне, сидящим за роялем и играющим перед завороженной аудиторией двадцати мальчиков-подростков. В наши дни, Кингсли с трудом верилось, что подростки были настолько увлечены классической музыкой. Музыкой барокко, исправился он, когда узнал произведение Вивальди Зима, Аллегро для фортепиано. Сорен имел пристрастие к Вивальди, Красному Священнику* (За непривычный для венецианцев рыжий цвет волос, который Антонио унаследовал от отца, его в последствии называли «рыжим священником» (итал. il prette rosso)), как он был известен в свое время. Кингсли остановился в задней части часовни, закрыв глаза и позволив музыке властвовать над ним.
Антонио Вивальди ...Кинг делал письменную работу о композиторе тридцать лет назад для музыкального семинара отца Генри. Сорен предложил ему этого композитора. Кингсли немного о нем помнил. Он вспомнил, что Вивальди страдал от астмы настолько сильно, что не мог вести мессу. Вместо жизни в приходе, он отправился в детский дом, где обучал музыке незаконнорожденных дочерей куртизанок. Когда Кингсли прочитал это в биографии Вивальди, он понял, почему Сорен думал, что они с Вивальди могли бы поладить.
Пьеса закончилась, Сорен встал и церемонно поклонился толпе мальчишек, которые собрались послушать. Несколько из них подошли к нему и что-то говорили, пока он прокладывал себе дорогу к задней части часовни. Они, наверное, не встречали священника, как Сорен, который мог бы, так очевидно, получить любую женщину или мужчину, мог иметь карьеру в любой области, но вместо этого принял обет безбрачия и бедности, и отдал все свое время и таланты Богу. Или, по крайней мере, большинство из своих талантов. Несколько он зарезервировал для Элеонор. Повезло сучке.
Сорен подошел к нему и Кинг ничего не сказал, только кивнул, показывая свою готовность уехать. Сорен махнул вежливо на прощание мальчикам, пожал руку нескольким священникам, когда они уходили. Как только они благополучно оказались внутри автомобиля, со стеклом, отделяющим их и водителя, Кингсли наконец-то почувствовал себя в безопасности, чтобы говорить свободно.