- Ты изучаешь и португальский тоже? - спросил Кингсли. - Сколько языков ты знаешь?
- Восемь.
- Я двуязычный. А как называют таких как ты?
Стернс изогнул бровь в ответ.
- Образованный.
Кингсли начал смеяться, но потом понял, что Стернс не шутит.
- Восемь, - повторил Кингсли. - Я бы сошел с ума от такого количества слов в моей голове. У меня достаточно проблем с тем, чтобы держать мой французский и английский по отдельности.
- Несколько учеников здесь немного говорят по-французски, но с тех пор как отец Пьер умер, я единственный в школе, кто свободно общается по-французски. Если тебе нужно будет поговорить по-французски, поговори со мной. И как ты понял, здесь полно добрых и мужественных священников и умных и трудолюбивых молодых людей, многим из которых пришлось преодолеть большие препятствия, чтобы быть здесь. Если ты когда-либо почувствуешь необходимость снова солгать, расскажи эту ложь мне.
Кингсли покраснел и скрестил руки на груди.
- Я извинюсь перед Мэтью.
- Очень хорошая идея, мистер Буассоннё, - сказал Стернс.
- Ты можешь называть меня Кингсли. Это мое имя.
Стернс, казалось, обдумывал приглашение.
- Кингсли… - он кивнул, и Кингсли напрягся от того, как прозвучало его имя из уст белокурого пианиста, который, казалось, владел этой школой.
- Эта школа была моим спасением. Я был бы признателен, если ты, хотя бы делал вид, что проявляешь немного уважения.
Стернс повернулся и начал выходить из комнаты.
- Merci, - сказал Кингсли, прежде чем он ушел.- Спасибо.
- За что? - спросил Стернс возле двери.
- За Равеля, сегодня. Mon père aimait Ravel.
Только на мгновение Стернс остановил свой взгляд на нем. Кингсли хотел уклониться от его проницательного взгляда, но стоял как завороженный, не моргая, не в силах отвести глаз.
- Aimait? Твой отец мертв?
Кингсли кивнул.
- Etmaman. Железнодорожная катастрофа в прошлом мае. Ты красиво играешь на фортепиано. Никогда не слышал Равеля в таком исполнении прежде.
Стернс вернулся в комнату и встал перед ним. Кингсли снова почувствовал его взгляд на своем лице и вдруг неожиданно осознал, что стесняется.
Стесняется? В шестнадцать лет Кингсли уже переспал почти с пятьюдесятью девушками. Нет, не только девушками, но и женщинами тоже. Даже с женой делового партнера своего покойного отца.
- Я был назван Маркусом Стернсом, - наконец сказал Стернс. – Но никто и никогда не называет меня Маркус.
- Почему нет?
- Потому что Маркус – имя моего отца, а я не сын своего отца.
Он произносил слова нарочито медленно, не спеша, как будто высказывая угрозу, а не просто информацию.