— Прекрати, — поморщилась я. — Философские наставления тебе совершенно не к лицу. Думаешь, я потому рассказала, что жду советов, или какой иной помощи? Спешу заверить: все, что мог, ты уже сделал. Больше мне ничего не надо. Так что, перестань пытаться наставить меня на путь истинный, ибо дело это зряшное — я для себя уже все решила. Окончательно и бесповоротно.
Дед кивнул, и мне показалось, что в его ярких глазах мелькнуло одобрение. Впрочем, я могла ошибаться.
Мы еще долго разговаривали. Когда выбрались на улицу, оказалось, что уже окончательно стемнело, небо заволокло тучами. От земли, кое-как прогретой за день ленивым солнцем, поднимался сизый туман. Близился капризный сентябрь. Скоро зарядят дожди — монотонные, круглосуточные. Но, погода не могла испортить мне настроения. На сердце было легко как никогда. Впервые за долгое время я поняла, что испытываю легкую, расслабленную негу.
Пусть мои планы на будущее отнюдь не являлись христианскими, мне казалось, что вселенная благоволит: такая внутри поселилась уверенность — все, что задумано — исполнится, и все будет хорошо.
Я совершу то, что задумала, и потом, пусть не сразу, но буду счастлива.
***
В скором времени я нашла его — того красавчика из кафе. По номерам джипа: друг моего коллеги работал в ГАИ, и стоило заикнуться, что некий гражданин безнаказанно поцарапал мою машинку, как через пару часов я получила все данные, что имелись в автоинспекции на владельца списанных у кафе, номеров.
Гордеев Артем Станиславович — так звали моего давнего друга. Жил он в довольно уединенном месте, за чертой города — у самого леса. Работал в какой-то компании, то ли менеджером, то ли особым консультантом — должность меня интересовала мало. Другое дело — адрес. Я забила его в навигатор, и обвела черным маркером на бумажной карте.
— Если обо мне будут спрашивать, сможешь ли соврать? — спросила я у деда, когда мы сидели на лавке под старой яблоней.
Лето осталось далеко позади. В воздухе ощутимо пахло морозом, срывался первый снежок. Я по нос закуталась в клетчатый плед и неторопливо пила какао, грея руки о чашку с нарисованным веселым оленем. Кружку мне выделил дед, и она по молчаливому согласию уже считалась личной и неприкосновенной: широкая, почти как бульонная, с мелкой щербинкой на ручке, она была ярким примером того, что счастье в мелочах.
Собаки разлеглись близ нас полукругом и, положив морды на лапы, делали вид, что дремлют.
Дед сидел, наклонившись, оперевшись локтями на ноги и переплетя между собой узловатые пальцы. В зеленой меховой куртке нараспашку, без шапки и перчаток.