— Да уж, как пристроить эти знания — ума не приложу, — скривился Третий и укусил меня за обнаженное плечо.
— Иди ты, — оттолкнула я его, поднялась и пошла в ванную.
***
Проснулась среди ночи вся потная, с опухшим языком во рту и дичайшим ощущением ужаса, чего уже давненько не случалось.
Открыла глаза и уставилась в потолок. Как назло, на нем не было ни малейшей трещинки, поэтому взгляду не за что было зацепиться. Сердце колотилось где-то в горле, руки мелко подрагивали. Одеяло показалось пудовым, а подушка сделалась раскаленной добела. Лежать и немо открывать рот, словно выброшенная на берег рыбина, больше не было сил, поэтому я откинула уголок ватолы, не боясь разбудить Третьего, и отправилась в ванную.
Мне было натурально плохо, как может быть нехорошо человеку, переживающему один и тот же кошмар снова и снова.
Я открыла ледяную воду, напилась прямо из-под крана, потом умылась. Кожу сковал холод, но этот дискомфорт был ничем по сравнению с той дикой тоской, что навалилась после сна.
Пережитые картинки то и дело мелькали перед глазами, подобно белым мушкам.
— Нет, — мычу я. — Нет, не надо, пожалуйста.
— Да, давай, постони еще, — подбадривает один из двоих, и оглушительно громко хлопает меня по заду, не прекращая вдалбливаться в сухое нутро.
Я стону, но не потому, что он так сказал, а потому что внутри все дико горит и печёт. Придатки и матка словно ссохлись и поскрипывают от каждого движения, а когда член входит до упора, живот пронзает болезненный спазм.
— Она хорошая девочка, — одобрительно гладит меня по голове второй. — Давай поменяемся, рот у нее так же сладок, как, наверное, и дырочка. Да? Она ведь сладенькая?
Слышится возня, плевок, и действо продолжается.
Мне хочется завалиться набок, потому что колени и локти натерлись до крови. Жесткая холстина, на которой я стою, отнюдь не шелковое покрывало, и это не упрощает и без того скверное положение, а они все меняются и меняются. Курят, смеются, и накачивают меня, накачивают…
Подняла голову, уставилась в зеркало — оно было покрыто мутными капельками, кое-де испачкано зеленой зубной пастой. Надо же, подумала я, — зеленая паста закончилась уже месяц как, неужели не убиралась с тех пор?
Со злой ехидцей всматриваясь в отражение: глядя на белое, как полотно, лицо, на губы, синие от холода, я решила, что в гроб определенно краше кладут.
А еще, нужно скорей убраться, срочно навести порядок — тогда и согреюсь, и разрумянюсь.
Я отыскала желтые резиновые перчатки, натянула их на еще влажные руки, достала ведро, тряпки, большущий ящик с чистящими средствами, и работа понеслась.