Через час ванная комната была вымыта, выскоблена и вычищена, металлические вставки натерты до блеска.
В процессе я определенно согрелась, даже взмокла — то и дело пришлось утирать пот со лба локтевым сгибом.
Ползала на карачках и думала — откуда вокруг столько грязи, черт возьми?
Особенно в никчемной жизни.
Еще спустя одну годину, блистала кухня. Я вся пропахла хлором и другими едкими примесями, волосы прилипли к затылку, хоть основная их часть была скручена в бублик на макушке. Но, запах химикатов и прилипшая к спине футболка были сущей ерундой. Куда более важным было чувство удовлетворения от собственного труда. Хромированные поверхности блестели, все предметы интерьера находились по местам. Всё вокруг было идеально, ровно, начищено, глянцево.
Устроившись на высоком деревянном пороге с чашкой крепчайшего кофе, я наблюдала рассвет. Его было прекрасно видно из французского кухонного окна.
На востоке разлился сперва густо-сиреневый, едва различимый цвет на фоне темного неба, потом он быстро набрал обороты и стал меняться: из розоватого в красный, затем стал ярко-алым, оранжевым, багряным…
Я устроилась боком, оперлась ноющей спиной об стену, поднесла к лицу чашку с кофе — еще слишком горячим для глотка, но слишком ароматным, чтобы не вдохнуть. В ноздри, сквозь кофейное амбре пробился еще и запах резины — перчатки валялись неподалеку, пахли именно пальцы.
Усмехнулась.
Встречать новый, пока еще неторопливый день со старым грузом проблем, страхов, с отголосками былой боли, было так неправильно, что хотелось с удовольствием забыть обо всем, вычеркнуть, сжечь.
Но, не получалось. Если бы мне предложили стереть память, я бы согласилась не раздумывая.
Встречать умопомрачительные, тихие и божественные в своем великолепии рассветы наедине с собой, в ладу с собственным «я», когда нутро не сжимается от тревоги и страха, когда будущее видится безмятежным и счастливым — это так здорово! И так недостижимо.
А ведь когда-то эти чистые рассветы в моей жизни могли бы быть.
Уже после трагедии, случившейся с родителями, но до всего того дерьма, что случилось позже, я не любила предрассветные часы — думалось, что они самые мрачные, ведь кромешная тьма за окном только перед самым восходом.
Я не любила темноту, не любила одиночество.
Тогда приходилось вставать рано из необходимости попасть в университет к первой паре: не было времени задержаться у окна дольше, чем на три-четыре минуты. Нужно было успеть собраться, перекусить, и выйти пораньше, ведь все маршрутки по обыкновению битком. Оттого, чаще всего рассветы я пропускала.