Потому что в жизни еще может случиться что-то хорошее, что-то стоящее. Вполне возможно, что я еще буду счастлива.
Я не поддамся мыслям о горсти снотворного. Потому что помню то отчаянное желание жить и дышать, появившееся, когда на летней поляне, мне ткнулось в грудь холодное дуло.
И я знаю, отчетливо знаю, что пожалею: несясь из окна со скоростью света, не успею моргнуть, но успею передумать: за миг до того, как меня расплющит сто миллионов атмосфер, и голова, как перезревший арбуз расколется вдребезги на заснеженном асфальте.
Когда алкоголь сшибет страх и расширит сосуды, а горячая вода подарит ощущение невесомости, я буду смотреть на глубокие продольные борозды. Буду смотреть и хмельно отмечать, как быстро пульсирующими фонтанчиками вытекает густая, черная венозная кровь — сама жизнь. И успею обругать себя последними словами перед тем, как навеки отключиться, прокляну за то, что струсила, что сдалась.
А когда, запихнув в глотку горсть противных, липнущих к нёбу, таблеток, проснусь через полчаса от дикой, разъедающей пищевод рвоты, то буду плакать горькими, крокодильими слезами и умолять вселенную дать мне еще один шанс: пожить, подышать, последний раз! Буду обещать и клясться, что больше никогда и ни за что не совершу ни единой глупости, только, пожалуйста, пожалуйста, пусть эта желтая пена перестанет литься изо рта! И будет чертовски, чертовски жаль, когда вселенная останется равнодушной. Когда даже самый главный инстинкт — самосохранения, не поможет достать мобильный из заднего кармана, потому что руки уже отнялись, а изо рта хлещет не пена, а какая-то жуткая липкая дрянь. И даже валяйся телефон под носом, и дежурь бригада скорой помощи за углом, все равно толку будет чуть. Потому что мозг умрет и я вместе с ним.
Я знаю всё это, потому что помню, как безгранично, истово, пламенно хочется жить перед самой смертью.
Рассвело.
Небо на востоке озарилось бледно-розовым цветом, окрашивая бледную, не успевшую уйти с небосклона, луну.
— Что случилось? — Третий присел на широкий порог, обнял меня за плечи.
— Все в порядке, — улыбнулась я.
Наверняка кривовато, но, думаю, что вполне уверенно.
— Ты что, мыла полы? — Третий недоуменно округлил глаза, когда наткнулся взглядом на ведро и перчатки.
— Было чертовски грязно, — покрутила носом я.
— Да? Я не заметил.
— В этом весь ты — не замечаешь гадости, даже если она находится у тебя перед носом.
— Порой ты говоришь такие несусветные глупости, — Третий сжал плечи, притянул к себе и поцеловал в висок.
Я на секунду закрыла глаза, а потом встала.