— Наклонись, — советует он. — Думай о другом.
— О чем, например?
— О хорошем. Расскажи о чем-нибудь хорошем.То есть не о том, что происходит.
— Стекло! — вспоминаю я. — Мне нравится выдувать стекло.
— Отлично, рассказывай про мастерскую. Давно ты там работаешь?
— С десятого класса. — Опускаю голову ниже и глубоко дышу. — Полностью оплатить обучение родители не могли, поэтому я еще мыла полы в обмен на уроки.
— Не прибыльное, стало быть, дело — книжки писать и фокусы показывать?
— Не прибыльное. Но у них есть вторая работа, и когда-нибудь папа прославится, а маму напечатают. В любом случае деньги не главное.
— Только они нужны, чтоб платить за квартиру.
— Но не чтобы быть счастливым.
— Ты счастлива, выдувая стекло. Не будь у тебя денег, ты не смогла бы этим заниматься.
Я выпрямляюсь.
— Верно, но есть разные способы. Выход найти можно. Уборка, например.
— Думаешь, тебе понравится уборка как способ заработка?
— Ну да. Если при этом я смогу выдувать стекло.
— Ну и то. Рано или поздно тебе захочется работать над стеклом весь день. Скажи, твои родители счастливы, занимаясь любимым делом урывками, а какой-то мутью — все остальное время?
— Мутью они не занимаются. — Продолжаю глубоко дышать. — Да, у них есть другая работа, но они счастливы. Последнее время мама пишет много, роман почти закончила.
С тех пор как папа переехал в сарай, мама не жалуется, что нет сил писать. После работы она готовит ужин, и за едой мы болтаем. Она любит мои рассказы про стекло, про то, чему я научилась у Ала. Что остужать изделия нужно правильно, иначе от внутреннего давления они лопнут.
После ужина я делаю уроки, а мама безостановочно печатает. Иногда мы засиживаемся до полуночи, и если делаем перерывы на чашку чая, то они проходят молча, потому что голова у художника должна быть свободна от посторонних мыслей, как говорит мама. То же самое говорят миссис Джей и Ал. И папа.
— Маме важнее всего, что у них с папой есть творчество, пусть даже из-за этого денег у нас немного. «Что бы ни случилось, не бросай искусство», — так они говорят.
— Помолчи чуть-чуть, — советует Эд. — Дыши.
И я опять сижу головой вниз, вспоминая мамины слова, что любимое дело для человека — главное, а деньги — второстепенное. Нет, они ругались не из-за денег, и папа не поэтому перебрался в сарай. Такой повод понять было бы проще.
Постепенно я прихожу в себя. Меня успокаивает дыхание Эда и шорох шин на съезде с шоссе. Наконец я выпрямляюсь и вижу на стене перед собой гигантские волны.
— Так, наверное, выглядит цунами, да?