Увы, с копейкой у бывшего воротилы оказалось и в сам-деле не ахти. Однако быстро смекнувший о своем интересе Бизин многозначительно процедил Гохе, мол, старые связи никуда не делись, а, стало быть, иметь с ним, Бизиным, дело – польза для спиртовозов очевидная.
Розорившийся купец блефовал. Ныне чаяния и надежды спирт-компании оправдать он никаких возможностей не имел. Свержение самодержавия, приход Советов, а в большей мере полоса скандалов и коммерческих потерь, в которую Бизин попал еще до начала мировой войны, привели некогда могучего купца к краху.
Но Бизин был не так прост, как это представляли его шапочные знакомцы-спиртовозы. Долгая и бурная жизнь выявили в нем качества незаурядного психолога и ловца человеческих душ.
Бизин давно разглядел: Гоха – труслив и жаден, а посему недоверчив и нерешителен, Филя Цупко же – азартен. Неразборчив, хитер, себе на уме, но пристрой его к большому делу, дай жирный кусок, – пойдет до конца. Вот и ныне, прощупав уже не того деревенского увальня, а вчерашнего каторжника, старый пройдоха каким-то шестым чувством понял: с этим субчиком фарт может пойти! И фарт немалый, если под твердую руку молодчика взять…
2
В полуверсте от станции Песчанка, что в десятке верст к востоку от Читы, на пригорке, полого сбегающем к берегу голубой и спокойной Ингоды, расположился постоялый двор.
Высокий шест с пучком сена наверху, этот привычный знак для проезжающих, издалека привлекает внимание путников.
Место удобное – тракт рядом. От него к постоялому двору тянется наезженный отворот. Немало сельчан, маккавеевских, дарасунских, из еще более дальних деревень, Тыргетуя или Доронинска, карымчан или туринцев, в Читу добирающихся по надобностям своим, находит здесь ночлег.
Расклад самый подходящий: есть чем напоить-накормить лошадей, сохранить в целости на ночь поклажу, самим почаевничать да выспаться на полатях в сухости. И все это – за довольно сносную, по деревенскому кошельку, плату. А ранним утречком, отоспавшись, еще по холодку – в город.
Зимой постояльцев прибавляется. По реке, начиная от разбросавшего по крутым склонам сопок свои дворы Дарасуна и на семьдесят верст – до самой Читы, проходит санный путь. Известное дело, куда как выгоднее трактовой дороги – прямее, короче, без выматывающих животину подъемов и спусков через хребты. Лошадям намного легче по саннику двигать, по снежной глади, плотно и добросовестно заглаженной ветром. И как раз с руки получается завернуть в ранних сумерках на песчанскую заежку для ночлега.
Две добротных больших избы-пятистенки, просторный, всегда чисто выметенный, огороженный высоким дощатым забором двор. В глубине – амбар с окованной железом лиственничной дверью, баня, крытый дранкой бревенчатый сарай, приспособленный под конюшню, под навесом – духмяное сено.