— Блинов, поди, не дадут.
— А и не надо, — сказал боярин, — есть чем помянуть… Ох, Господи… Да ты, Молчанка, мне на хвост не наступай; ты вот что: ты мне скажи прямо: возьмешь на себя грех?
— Ну, возьму, — сказал Молчанов.
— Все одно, какой ни на есть?
— Известно!
— О?..
— Вот тебе и о!..
— А что тебе за это?..
— Говори про грех-то… Товар лицом показывай.
— Я и показываю. Разве я не показываю? Мне теперь что осталось! Ничего не осталось. Назад глядеть. Я и гляжу: что было хорошего, что — дурного, все вижу. Сейчас и грех будет. А тебе все одно: одним больше — одним меньше.
И он продолжал:
— Подал мед, подали блины… Ну, и медь! А и без меда уж хорошо. Так хорошо, что хоть сейчас… Выпили.
— Захар?
Хитрый мужик был, собачий сын. Сразу стямил.
Я еще ничего не сказал, а он уж и бабу из избы вон. Втроем остались: Захар да мы двое. Дверь на крюк запер, налил опять. Выпили. Мы-то пьем, а он так, помаленьку.
— Захар, как отраву сделать?
И рассказал. Тьфу!.. Й сейчас тошно. Из тухлого человечьего мяса. Во! Да ты, поди, знаешь. После того и ну его совсем с его блинами, — взяли и уехали. А это-то помним: про отраву. В ту же ночь в Москву уехали.
Опять его перебил Молчанов.
— Значит, это не в Москве было.
— С Захаром-то?
— Да.
— Не, не в Москве… У меня в деревне… Я ведь тогда со всем было от них отшибся. Да, вишь, как вышло.
— Ну?
— Ну, приехали… В ту-ж ночь… И в ту-ж ночь… Вора какого-то перед тем за неделю схоронили. В застенке помер.
Ну, что-ж, разрыли могилу. Я-то в санях сидел. А живет у меня приказный один. Он старался. Этакий вот кулечек. Не знаю, что там: нога ли, рука ли. Ну, привёз домой, у себя в погребе закопал. Послал потом за Захаром. Привезли. Уж не знаю, что он там делал. Неделю у меня жил. Спросишь бывало: ну, как?
«Не поспело, — говорит, — еще».
А потом и приносит баночку. И баночка же с наперсток. А когда не с наперсток, так с игольник.
— Вашей милости, бояринушка.
— Ну, ладно. Зарядили мушкет — будем ждать селезня.
— Какой мушкет? — спросил Молчанов.
— Да это я про себя. То был без заряда, а теперь с зарядом. Хожу похаживаю. Баночка со мной. И сплю— со мной, и встану, сейчас пощупаю, тут ли. Молчанка!
— А?..
— А знаешь, что я сейчас думаю?
— Ну?
— Будто мы уж с тобой там. На том свете. И будто лежим, и друг другу рассказываем, что было. Всякий — свое.
— Как на постоялом дворе, — сказал Молчанов. — Ну, а дальше.
— А дальше что же?.. Дальше… Ну, слушай. Мне теперь что?… Грех — он у тебя. А я чист. Хорошо. Прибегает тоже опять от Шуйского.
— Здравствуй?
— Здравствуй!
Это уж тут в Москве.
— У тебя готово?