— А ну поддай-ка им, — приказал Виктор Захарович ближайшему из боевиков. И тот на ходу пустил в сторону отступавших туземцев с вилами автоматную очередь.
Застрекотало. И незадачливые поселковые смельчаки падали один за другим. Те из них, кто еще стоял, но видел гибель других, могли хоть удариться в бегство — это бы их не спасло. Пули-то все равно летели быстрее.
Следом погиб долговязый подросток, находившийся на башне-каланче и без устали, в каком-то нервном исступлении раскачивавший колокол.
— Сними и его, — велел одному из боевиков Каледин, — от этого звона мигрень.
Опытный боец без труда поймал звонаря в прицел снайперской винтовки. Секундное движение пальца — и тот сверзился на землю. Наверное, даже испугаться не успел. Зато боль наверняка почувствовал.
Когда стрельба затихла, Каледин выступил вперед. И направился к толпе местных жителей, собравшихся на пятачке свободного пространства посреди поселка. Людей собрал колокольный звон. Теперь же расходиться они не решались, от страха застывшие и онемевшие.
Оставалось лишь гадать, кем им виделись незваные гости. Волшебниками — разумеется, отнюдь не добрыми? А может даже сошедшими с небес богами-громовержцами? Или, напротив, исчадиями ада, пустившимися в самоволку?
— Вы все здесь! Слушайте меня! — выкрикнул Виктор Захарович, обращаясь к туземцам, и голос его в наступившей тревожной тишине звучал как раскат грома, — я колдун! Могучий колдун, которому под силу сворачивать горы! А ваши халупы я… и мои прислужники-демоны просто раздавим! Не верите? Смотрите!
Произнося эту речь, он одновременно шарил по толпе взглядом, всматриваясь в каждого из собравшихся. Пока, наконец, не приглядел подходящего человека. Могучего мужика с кувалдой на плече… вероятнее всего, кузнеца. Нацелив на него пистолет, Каледин выстрелил. И со злобным торжеством наблюдал, как тот валится оземь с простреленной грудью и почти детским недоумением в глазах. А по толпе проносится испуганный вздох.
Беспредел? О да! Виктор Захарович это понимал и в душе признавал очевидное. Но в то же время был далек от моральных терзаний. В конце концов, это там, где живешь, гадить не стоит. А он-то с подельниками — на чужбине. В чужом же краю… вот взять хотя бы конкистадоров. Уж какой беспредел они устроили в отношении ацтеков и иже с ними. Притом, что на родине наверняка слыли благородными идальго.
И вообще. Принципы принципами, понятия понятиями, а жить и владеть чем-либо, в конечном счете, все равно имеет право лишь сильнейший. Так что…
— Я заберу любую жизнь! Любого человека, на которого только укажу пальцем, — возобновил Каледин свою речь, — но я… мы — те, кто смахнул вашу защиту походя, оставляем вам право выбора. Принесите мне ценные вещи, которые у вас есть. Все несите… деньги, золото, драгоценности. Тогда главная ценность… ваши жизни останутся при вас. Ну же!