Добрыня, узнав, ужаснулся:
– Ты с ума сошел! Сам всю жизнь проклинал, что рожден от рабыни, а сыновей на то же обрекаешь?
– Кто же думал, что эта дура волосы обрежет?!
– Она сама отрезала?
– Сама.
Но Добрыне все равно не верилось:
– Вот так взяла и отрезала?
По тому, как слегка смутился племянник, понял, что тот лжет.
– Не ты ли приказал?
– Да, сказал, что не может носить волосы, словно замужняя женщина, поскольку я на ней не женился. Что она вообще должна постричь их, поскольку рабыня.
– И Рогнеда постригла?
– Она Горислава!
– Владимир, судьба послала тебе женщину, достойную тебя, но ты сделал все, чтобы она тебя возненавидела. Ненависть матери передастся ее сыновьям. Зачем тебе ненависть твоих сыновей?
– Помимо ее щенков у меня есть другие сыновья.
– Кто? Вышеслав, мать которого обижена не меньше? Святополк, что и вовсе не твой?
– Будут еще. Обойдусь!
Добрыня только вздохнул. Что за смесь у племянника? То разумен так, что диву даешься, то глуп хуже барана. Натворит дел, потом сам и мается, но ни смириться, ни прощения попросить… Не умеет ни ошибки свои признавать, ни виниться. Благодарным быть тоже не умеет.
Добр, дружина его любит, людей и приласкать, и одарить может, но только чужих. А тех, от кого зависит хоть в малой степени, способен унизить. Дружину варяжскую прочь отослал, при себе только самых слабых оставив. Зачем? Не так уж много требовали люди Рагнара. Пусть тех, с кем Владимир пришел, почти не осталось, в боях погибли и Уве, и Кнорр, и многие другие. Но ведь оставшихся обманул, кто после того поверит?
Не в варягах дело, свои тоже это видят, постепенно зародится понимание, что князь кого угодно предать способен. Это худо, можно посреди толпы одиноким остаться.
Что-то подсказывало дяде князя, что так в жизни племянника и будет…
Где червоточина, в чем?
А еще – когда придет очередь самого Добрыни также быть униженным и вышвырнутым из жизни племянника, которого он сделал князем? И что тогда делать Добрыне?
Мысль о самом себе заслонила беспокойство из-за Рогнеды с ее сыновьями. Тем более Владимир вдруг объявил, что у него есть новое важное дело.
Не все о женах думать, Добрыня завел разговор о самом Киеве:
– Киевлян не так уж трудно под себя поставить, их кто только не ставил – и Аскольд с Диром, и князь Олег, и дед твой князь Игорь крепко держал, и бабка твоя княгиня Ольга правила, и Ярополк… А хазарины пришли, и их терпели бы. Киев мало под себя взять, князь, в нем сесть прочно требуется.
– Сам о том думал. Что для этого сделать советуешь?
– Дружина сильная нужна, чтоб и подумать о непослушании боялись, не то слово сказать или рогатину поднять.