Владимир встал, прошелся по покою, постоял, губу кусая, помотал головой:
– Нет, всегда найдется тот, кто не убоится. А за одним и другие пойдут. Другое мыслю.
– Ну? – Добрыня внимательно вглядывался в племянника, кажется, Владимир не только возмужал телом, но и повзрослел духом, стал умней. Что-то подсказывало Добрыне, что князь нашел выход, до которого не додумался он сам.
Искать было необходимо, искать и найти, потому как Владимир чужой в Киеве. Чужим был, чужим и остался. Не потому, что новгородский князь, Киев его отчина, но потому, что робичич. Это проклятье будет с ним всегда.
Когда-то Владимир укорял Малушу, что родила его от князя, мол, был бы рожден от боярина, жил бы в свое удовольствие, а тут попрекают матерью-ключницей. Потом пожалел, что укорял, но ведь он прав. Будь он единственным сыном князя Святослава Игоревича, или умри Ярополк и Олег своей смертью в детстве, никто бы не противился. Но Ярополк, которого в Киеве любили, умер по воле Владимира. Это сейчас киевляне князю поклоняются и против него худого не мыслят, но пройдет совсем немного времени, припомнят и Ярополка, и то, что Владимир робичич.
– Двух зайцев одной стрелой убить хочу, – отвлек дядю от размышлений Владимир.
– Кто за двумя зайцами погонится… Забыл?
– Это если они в разные стороны бегут, а если в одну? Печенеги Руси сколько лет уж покоя не дают. Скажи, – Владимир вдруг уселся напротив Добрыни, впился в его лицо взглядом, свои глаза блестели, точно солнечные лучи на воде в ясный день, – ты слышал о Змиевом валу?
– Слышал.
Он что, новый вал копать вздумал? Так ведь по преданию богатырь Кожемяка свой вал Змием пахал, а у Владимира Змия нет, и хорошо, что нет.
– Я о том валу, что степняков от Руси отсекал. Вала уж нет, но граница быть должна. Надобно крепости вдоль границы со Степью поставить, понимаешь?
– И кто в тех крепостях жить будет? Откуда ты на границе со Степью столько людей наберешь, ежели оттуда испокон века в лес бегут, чтобы не быть сожженными каждый год.
Владимир даже рукой воздух рубанул, словно услышал что-то, о чем сам думал:
– Вот! Людей на окраине нет, потому и защищаться невозможно. Я помню, как печенеги Киев осадили, а мы с бабкой Ольгой в тереме сидели, пока… князь Святослав, – он явно хотел сказать «отец», но не сказал, назвав Святослава просто князем, – не примчался, чтобы Курю отогнать. А будь у нас крепости далеко от Киева, разве смог бы Куря до Киева дойти?
– Где людей возьмешь? – напомнил Добрыня.
– Из новгородской и других земель привезу. Мало ли там безземельных да молодых, которым деваться некуда, потому как младшие? Всем клич кину, чтобы в дружину новую шли и на строительство крепостей заодно.