Сутану, которую я разрезал в «Казе».
Я обернулся, но она уже исчезла.
Проталкиваясь глубже в толпу, я попытался вглядываться в лица и не отвлекаться на мысль, которая все громче и громче стучала у меня в мозгу. Бахмайер поклонился архиепископу Новаку и сказал:
– Несколько десятилетий мир задавал всего один вопрос о плащанице: подлинна ли она? Но доктор Ногара предложил более правильный вопрос: почему Христос оставил ее нам? Ответ доктора – в этом зале.
Вокруг меня нарастала тревожная энергия. Озирались даже православные, пытаясь угадать, о чем же говорит Бахмайер. Я протиснулся мимо них, извиняясь по-гречески. И снова увидел проблеск белизны в разорванной римской сутане. Я стал двигаться в ее сторону, стремясь разглядеть лицо священника.
Но он тоже двигался, с трудом проталкиваясь сквозь толпу. Куда же он собрался?
– Возможно, вы удивились, почему на входе в этот зал на стенах нет произведений искусства, – сказал Бахмайер. – Почему там только слова. Потому что таков был мир, в котором появилась плащаница.
Он сошел с помоста, указывая на трафаретные надписи. Микрофон, висящий у него на лацкане, наполнял зал звуками его голоса.
– Первая заповедь Моисеева гласит: «Я Господь, Бог твой. Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли». Древнееврейский народ очень строго соблюдал этот запрет. Послушайте, что говорит нам историк Иосиф Флавий.
С возвышения Новак глубоким, раскатистым голосом прочитал:
– «Синедрион отправил меня уничтожить дворец царя Ирода, поскольку тот был украшен изображениями животных. Но другой человек успел первым и поджег дворец раньше меня».
Когда все вытянули шеи, чтобы разглядеть буквы на стене, священник в разорванной сутане остановился и повернулся к Новаку. И я увидел его лицо. И напрягся всем телом. Майкл!
Я ринулся вперед и потянулся к его руке, но он уходил от меня, устремляясь в сторону архиепископа Новака.
– Люди спрашивают, почему в Евангелиях нигде не упоминается изображение на плащанице, – продолжал Бахмайер. – Но представьте себе, как отреагировало бы иудейское общество на изображение нагого распятого человека.
Майкл неожиданно шагнул вперед. Он попытался встать напротив стоявшего на помосте Новака, но по случайности путь ему перекрыл другой священник. Майкл отошел в сторону, а я ринулся вперед. Мои пальцы уже дотягивались до рукава. Я схватил его за руку.
– Вот почему, – говорил Бахмайер, – ученики перевезли плащаницу в Эдессу, языческий город, где не было запрета на изображения. Город, правитель которого был последователем Иисуса.