И я встал рядом с ним, образчик грекокатолика, призванный загладить впечатление от внезапного всплеска злобы Майкла, а Бахмайер комментировал цитаты на стенах. Это были слова Отцов Церкви и святых, документы церковных соборов.
«Господь, который запретил творить себе кумиров, Сам никогда не сотворил бы Свой образ».
«Изображениям не место в церквях. То, чему поклоняются и что почитают, не должно быть нарисовано на стенах».
Имена под этими цитатами словно сошли со страниц учебников, по которым я преподавал в предсеминарии. Святой Ириней, сотые года нашей эры. Тертуллиан и Ориген – двухсотые. Эвсебий, отец христианских историков, – трехсотые. Епифаний, знаменосец православия, – около четырехсотого года. Аудитория медленно перемещалась по залу, наблюдая, как древние вожди нашей церкви изрыгают гнев на религиозные изображения. Как наша религия противопоставляла себя язычеству, отрекаясь от рисунков и статуй, украшавших языческие храмы Юпитера, Аполлона, Венеры.
Только с угасанием язычества позиция христианства смягчилась. Это иллюстрировала серия изображений на стенах: по всей Римской империи христиан, входящих в церковь, приветствовали живописные и мозаичные изображения Иисуса, его чудес, его учеников. Невероятно, как быстро распространялась эта традиция, словно целая цивилизация пробуждалась от коллективного сна, словно людям открывалась божественная истина: Бог есть красота, а красота пробуждает душу. Внезапно повсюду появлялся вневременный лик Иисуса. Но почему-то именно сейчас, когда христианское искусство переживало свой расцвет, у зрителя нарастала экзистенциальная тревога. Когда линия времени на стенах дошла до шестисотых годов, белые буквы сменились красными. Надписями на арабском.
– Теперь, – сказал Бахмайер, показывая на слова, – мы подходим к самому тревожному событию в истории со времен падения Рима. Из Африки неудержимым маршем наступает новая религия, ислам. Она угрожает не только Святой земле, но и недавно появившемуся отношению христианства к изображениям. Перед вами – слова Мухаммеда, записанные имамом Муслимом. Поскольку меня попросили не читать их вслух в этих музеях, предоставляю вам прочесть их самим.
Слышался только приглушенный перевод, которому внимала толпа.
«Самую жестокую муку в День воскресения претерпят рисователи картин».
«Все художники, которые делают картины, будут гореть в огне Ада».
«Не оставляйте изображений нетронутыми».
– На границе христианского мира и ислама христиане столкнулись с подобными идеями, – сказал Бахмайер, вновь поведя публику вперед, – и некоторые наши рьяные единоверцы начали эти идеи перенимать. Эти христиане впали в ересь заблуждения, что искусство, изображающее Господа, есть зло и должно быть уничтожено. Один такой еретик стал императором в Константинополе. И в мрачный семьсот двадцать шестой год начал кампанию, которую сегодня мы знаем как иконоборчество. Это была трагедия, затмевающая даже Четвертый крестовый поход.