– Видишь, там? – спросил он.
– Которую?
И тут я понял, что Лучо говорил не о сутанах. А о том, что за ними.
У задней стенки шкафа стояла гигантская фотография увеличенной страницы из Диатессарона. Та, которую Симон снял с выставки Уго.
– Когда я учился в семинарии, – надтреснутым голосом сказал Лучо, – я интересовался Евангелием, так же как и ты.
Я раздвинул вешалки и вытащил панно. И похолодел.
– Не знаю, что он сделал с Диатессароном, – сказал Лучо. – На выставку, посвященную этому манускрипту, я бы продал много билетов. Но когда книга исчезла, мои страхи подтвердились.
Страница была с меня высотой. Я прислонил ее к стене, к фотографиям моего детства. И тотчас же почувствовал, как у меня в сердце словно треснуло стекло. Потому что, глядя на следы древних пятен, удаленных нашими реставраторами, я все понял.
Я стал рыться в карманах в поисках письма, которое Уго отправил Симону.
– Если ищешь Библию, – сказал Лучо, – у меня есть.
Он сунул руку под подушку и достал книгу.
– На мои пометки не обращай внимания. Уверен, ты все увидишь быстрее, чем увидел я.
Но я чувствовал лишь пронзающую насквозь боль в груди.
– Ручку, – прошептал я. – Дай ручку!
Он протянул мне лежавшую на ночном столике ручку.
Я встал на колени и развернул письмо на холодном мраморном полу. А потом сделал то же самое, что и алоги две тысячи лет назад. Везде, где видел стихи из Иоанна, я вычеркивал строчки письма.
– Подделка?
У меня задрожал голос.
Лучо не ответил.
Но я понял, вглядываясь в греческие строчки на фотографии, что мне не нужен его ответ. У меня похолодело сердце. Нервы звенели разбитым стеклом. Так вот что имел в виду Уго! Вот что он обнаружил.
Представшая передо мной страница Диатессарона соединяла в себе свидетельства всех четырех Евангелий о конце жизни Иисуса. О его последних мгновениях на кресте. Но не о его похоронах. Не о плащанице. Еще нет. Уго несколько недель изучал каждую мелочь в описаниях похорон и сделал открытие там, где не ожидал.
Изобличающим свидетельством стало не то, что Евангелия говорят о плащанице. А то, что они говорят о ранах, отпечатавшихся на ней.
На этой странице Диатессарона особо выделялись девять строчек. Выделялись они потому, что наши реставраторы удалили краску с фрагментов, вымаранных цензурой алогов, но все убрать не смогли. Остались слабые следы застарелых пятен, отчего эти девять строк были темнее, чем остальные. И любой проходящий мимо мог определить, что эти строки взяты из единственного Евангелия, против которого выступали алоги: Евангелия от Иоанна. И именно это несложное наблюдение сыграло в судьбе плащаницы роковую роль.