– Один, семь, два, один, – сказал я Петросу. – Потом добавь звездочку. И внизу: один, пять, ноль, семь.
Я повторил для него каждое число, цифру за цифрой. Свод, как и Библия, перепрыгивал вперед и назад, каждая строчка отсылала к другим, отстоящим на сотни страниц. Канон тысяча семьсот двадцать один гласил: «Когда епископ решает, что набралось достаточно улик для начала судебного процесса, он просит укрепителя правосудия написать официальный обвинительный документ – исковое заявление, включающее в себя имя, фамилию и адрес обвиняемого». С этим каноном непосредственно связан канон тысяча пятьсот семь, который говорит, что исковое заявление должно быть разослано всем сторонам. Иными словами, исковое заявление – путь, которым известие о процессе может просочиться наружу, за пределы непосредственного окружения епископа. Если к Лучо приходит друг с информацией о суде, можно сделать вывод, что исковое заявление разослано. И я знаю, куда наверняка отправили одну копию. Безопасность его святейшества требовала, чтобы швейцарских гвардейцев извещали о любых опасных личностях на ватиканской земле.
– Петрос, – сказал я, – перевяжи эти карточки резинкой. Пожалуй, мы закончили.
Я набрал телефонный номер.
– Алекс? – ответил Лео. – У вас ничего не случилось?
Я рассказал то, что выяснил, и спросил:
– Ты не слышал никакого имени?
– Нет. Ничего.
– Но тебе наверняка велели за кем-нибудь следить?
– Нет.
Этого я не ожидал. Если исковое заявление разослано, убийца Уго знает, что его преследуют. А его даже никто не ищет.
– Я сделаю пару звонков, – пообещал Лео, чтобы успокоить меня. – Поговорю с гвардейцами, которые дворец охраняют. Может быть, они получали другие приказы.
Но у Лео было достаточно высокое звание, так что вряд ли приказы шли через его голову. Я уже собрался снова вгрызться в свод законов, но меня отвлек звук в прихожей. Шуршащий звук оттого, что под дверь что-то подсунули.
– Лео, погоди-ка, – сказал я.
Конверт. На лицевой стороне написано мое имя. Почерк показался мне смутно знакомым.
Открыв конверт, я увидел одну только фотографию. На ней красовался фасад «Казы», и из дверей выходил восточный священник.
Я ахнул.
– Что случилось? – спросил Лео.
Этим восточным священником был я.
Фотографию сделали вчера. Тот, кто снимал, стоял на другой стороне дворика.
На обороте я прочел надпись, сделанную тем же самым почерком.
«Скажи нам, что прятал Ногара».
И ниже – номер телефона.
Я, пошатываясь, добрался до двери.
– Агент Мартелли!
Где-то вдалеке открывались двери лифта. Я повернулся на звук и увидел подол черной сутаны, исчезающей в кабине. Это был священник, и он уходил.