Руфь Моисеевна была уверена, что политическая слепота её единственной дочери происходила по одной простой причине. Дочь переспела. И бурлящая молодая кровь кинулась горячим потоком в её несчастную голову. Иначе невозможно было объяснить произошедшие с девочкой печальные изменения.
Вот выдали бы её замуж вовремя, в положенные тринадцать лет, и вся молодая свежая страсть влилась бы в достойное русло. Так, во всяком случае, случилось с ней самой.
Когда в тринадцать лет она прыгала в классики в киевском дворе, её подружки стояли на атасе. Как только в арке двора вырисовывалась огромная фигура Марка, девчонки с визгом бежали и кричали:
– Руфка! Руфка! Жених приехал!
Руфь молнией неслась в дом, влетала в кухню и огромными жадными глотками холодной воды гасила пожар страха и стыда, полыхающий в её груди. Алюминиевая кружка била дробью по белым зубам, а пожар разгорался и разгорался. В дом входил Марк, и глаз больше Руфь не поднимала.
А к осени она въехала женой в просторный дом мужа. Спустя три месяца она умудрилась влюбиться в своего Марка, как говорила бабушка «до умопомрачительности» и стала счастливейшей женщиной в мире.
Через положенные девять месяцев на свет появился сын Борис, а через два года Руфь подарила страстно любимому мужу дочь. Названа она была в честь свекрови – Эсфирью. Дом был полной чашей, дети росли здоровые, послушные и красивые. Эсфирь училась в гимназии, а Борис в коммерческом училище. Семья из богатой когда-то, стала просто довольно обеспеченной.
Революция ворвалась в дом, развеяла по ветру богатство. А вот теперь схватила в свои безжалостные объятия её бесценную дочь.
Руфь боялась революционной заразы до паники. На её глазах не одна душа была продана дьяволу под напором сатанинского очарования Льва Давидовича Троцкого.
Эсфирь познакомилась с каким-то мутным «рэвольюционэром» с Подола. Он таскал её по сомнительным сборищам и митингам. Друг и соратник – Гришка, раскрывал перед юной революционеркой перспективы, ни с чем несравнимые, и в своих прожектах залетал в губительные выси.
Залетая с ним в эти губительные выси, Эсфирь в скором будущем понесла. Руфь вынуждена была дать своё согласие на брак, чтобы, не дай Бог, ещё байстрюков в их роду не образовалось!
Но революция революцией, а профессия у Григория была довольно хлебной. Он был стоматологом и протезистом, что называется «от Бога». Как рассказывала соседям Руфь Моисеевна «починял людям рты».
В дом Руфи и Марка он въехал с легендарным зубоврачебным креслом. На столе появилось сливочное масло и мясные продукты в изобилии. Руфь смягчилась, тем более, что, ожидая ребёнка, дочь её немного поостыла в революционных амбициях. Борьбу с ветряными мельницами продолжал только зять в перерывах между лечением чужих зубов.