И едва Гао подумал, как Чумбока, словно чудом, заговорил о том, в чем так неохотно признавался себе купец. Гао почувствовал неловкость и смущение, словно его раздевали при всем народе, и он удивлялся, какой бесстыжий Чумбока.
Гольд стал представлять купца, как он приезжает, как кланяется, чистит щеточкой одежду и угощает хозяев. Все покатывались со смеху. Гао вдруг взвизгнул. Глаза его были вытаращены.
— Гляди, как торгаш рассердился! — крикнул Кальдука Маленький.
Все поглядели на Гао и покатились со смеху.
— Что, не нравится? — хлопая его по плечу, вскричал Падека.
— Ну-ка, Чумбока, еще!
— Покажи, как торгаш лезет к бабам, — попросил Падека.
Лицо Чумбоки приняло хитрое и сладкое выражение. Он на цыпочках подошел к своей жене.
— Гао, гляди, как ты ухаживаешь за нашими бабами! — крикнул Падека.
Удога гневно посмотрел на Гао. Он не склонен был к шуткам. Представления брата напоминали ему о том, что Гао-отец на самом деле все еще вяжется к Дюбаке и что сыновья его тоже поглядывают на нее.
— Я отослал сыновей и работников раздавать товары голодающим охотникам, — под взрыв смеха, топчась и подскакивая, бормотал Чумбока. — У меня в лавке никого нет. О-е-ха! Ты — цветок!
Одака смутилась и закрылась платком, словно перед ней на самом деле был чужой человек. Чумбока подпрыгнул еще ближе и стал продвигаться боком, отталкивать Одаку от Дюбаки и оглядывать ее с головы до ног.
— Ах, какая красивая! Какая толстая! — прищелкивая языком, продолжал Чумбо. — О-е-ха! — И он боком, как петух, подскочил к Одаке, — Я старый богатый человек. За деньги и за товары могу сделать с любым человеком все, что захочу.
— Перестань! — вдруг крикнула Одака, пугаясь.
Чумбока смолк. Он вдруг ссутулился, закрыл глаза, откинул голову в плечи — и стал похож на нахохлившегося петуха. Вся его фигура выражала обиду. Хохот стоял в зимнике.
— Все твои проделки знает! — закричал Кальдука.
Вдруг Чумбока встрепенулся и снова ожил. Глаза его открылись. Он нагнулся, как бы заглядывая в котел, и приоткрыл крышку:
— Что это у тебя?
Он протянул пальцы и, словно что-то ухватив в котле, сунул в рот.
— О-е-ха! Как невкусно ты готовишь! Мерзость! Это еда собакам! Иди ко мне. Я угощу тебя вкусным. Ты живешь с дикарем, не видишь удовольствий…
Одака отворачивалась смущенно и пугливо, как ребенок, не узнающий переодетого отца.
— Пойдем ко мне… — задыхался Чумбока, схватив ее за руку. — Подарок дам… — обнимал он ее.
Она наконец не выдержала, с силой толкнула его:
— Уходи, а то ударю по морде. Не шути так.
Дюбака схватила палку, которой мешают угли в печи, и замахнулась на Чумбоку.