Мальчик под партой от счастья описался.
Сашка с гордостью объявила всем, что «плюющийся лысый очкарик – это ее папа». Класс одобрительно хрюкнул.
На перемене я подошел к «морской свинке».
– Я вам так благодарна, – сказала преподавательница, – они, видимо, вас испугались и сегодня вели себя тихо. Поэтому я успела им что-то объяснить. Обычно бывает хуже.
– Почему вы на них не гаркнете, не накажете? Что за сюсю-мусю? Крикните же что-нибудь, в конце концов!
Учительница посмотрела в пол, а затем, открыв журнал, тихо сказала:
– Я вам сейчас прочту список детей из вашего класса. Ладно? Итак: Авены, брат с сестрой. Абрамович. Березкина. Григорьев. Шувалов. Сафарян. – Потом произнесла еще пять-шесть таких же неизвестных фамилий и, сглотнув слюну, добавила почему-то шепотом: – И ваша… Вы на кого хотите, чтобы я кричала?
Теперь задумался я…
Еще через три недели любимая попросила меня зайти к завучу и разобраться с ЧП в школе, о котором «все» говорили. Выяснилось, что девочка из девятого класса за пятьсот долларов сделала после уроков в кабинете литературы кое-что мальчику из восьмого класса. Причем, хорошо зная родителей ее и его, я точно понимал, что пятьсот долларов для пропитания были не нужны… Детвора с гордостью рассказала всем, что и за что они сотворили под портретом Достоевского.
На мой вопрос завуч ответила в стиле новейшего спецучреждения:
– Да мы сами были все в шоке, когда узнали. А ведь девочка такие хорошие заметки писала в стенгазету.
На следующий день я забрал ребенка из школы. Плюс к тому образа в бабочке хватило на то, чтобы получить деньги за вступительный взнос обратно…
– Так вы действительно хотите отдать ребенка в какую-нибудь «спец»-школу? – задал я после всего вопрос немигающей клиентке.
– Да, пожалуйста! Я вас очень прошу…
Я выписал счет за консультацию на дополнительные четыре часа и взял трубку.
Дети же – это наше все. И ваше тоже.
– Это твои знакомые? – спросила любимая. – Потому что они точно не мои.
Я отрицательно покачал головой и продолжал мирно разрывать третий круассан на немелкие части с помощью одной руки и одной головы.
Напротив нашего стола стояли четыре человека и, не отрываясь, смотрели на наш завтрак. Иногда они перешептывались, но глаз от объекта вожделения не отводили.
На всякий случай я проверил сохранность гульфика, хотя он и так находился под столом, обнаружил, что все по-прежнему на месте под домашним арестом, и посмотрел по сторонам.
Утопающий в цветах и гобеленах зал отеля George V мне ничего толком не объяснил. Смотреть, кроме как на нас, было не на кого.