– Постойте, – воскликнул директор, – куда же?.. Вы же хотели что-то узнать, какие-то справки навести.
– Ах, нет, – Марина энергично помотала головой. – Я – дура, забыла ордер… Придется снова приехать.
– Да ладно вам!.. – Петр Игнатьевич сел за компьютер и принялся щелкать клавишами.
– Нет, нет, я так не могу, – возражала Марина.
– Да что ж вам снова ездить? Будто больше делать нечего!
– И поделом мне. Сама виновата…
– Я вас прошу, Мариночка! Как зовут того паренька, которого ищете?..
– Малахов, Юра.
– Ма-ла-хов… Ю-рий… – по слогам повторил директор, двумя пальцами набирая в строке поиска. – Да, вот он. Помню, конечно… Удивительный вышел случай.
Я насторожился:
– Чем удивительный?
– Юра сам пришел к нам – вот чем.
– Как?!
– Да, можете поверить, так и было. В 19… году, как сейчас помню, в феврале. Сам пришел и сказал: я – сирота, возьмите меня к себе. Серьезно так сказал, как взрослый… хотя было ему тогда лет десять. Назвался Юрой Чертковым, мы его так и записали.
Юрий Чертков – вот как на самом деле зовут убийцу. Странно: фамилия чем-то отозвалась в моей памяти, какой-то дальней, трехступенчатой ассоциацией.
– А полгода спустя, в августе, его уже забрали. Очень понравился одной паре – они быстренько все документы оформили. И неудивительно: хороший мальчик, не по годам умненький, воспитанный…
– Эта пара – Малаховы? Василий и Елена, верно?
– Да.
– И что же, Юра провел у вас только шесть месяцев?
– Ну, вот, сами посмотрите…
Петр Игнатьевич повернул к нам монитор с учетной записью. Да, черным по белому. Февраль: явился по собственному желанию. Август того же года: усыновлен Василием и Еленой Малаховыми.
– Все страньше и страньше, – сказал я, выйдя на улицу.
– Все чудесатее и чудесатее, – откликнулась Мариша.
– Совершенно здоровый детдом. Даже на диво здоровый.
– Здоровее многих семей.
– Не фабрика детской порнографии.
– Не подпольный наркопритон.
– Не вотчина рабовладельцев.
– И даже не ферма донорских органов!
– Выходит, Юрий пересекался с Петровской и Березиным не в детдоме, а раньше.
– И про это «раньше» мы не имеем ни малейшего понятия.
– Как и о том, где он обучился приемам пситехники.
Мы переглянулись – и усмехнулись от того, какие синхронно озадаченные у нас лица. Потом Мариша спросила:
– А не скажешь ли, милый, что это был за маневр в кабинете? Ты перебил меня и стал действовать заведомо неправильно… Ну, то есть, я могу вежливо забыть, как хорошая девочка… Но любопытно же: зачем ты это сделал?
Хм. По правде, мне тоже было любопытно. Я не ожидал от себя этого поступка. Зачем, почему я перебил игру Марине? Понимал, что выглядело это эгоистичным самодурством, выбрыком уязвленной гордости… Но знал, что причина – глубже. В моем поступке был смысл, хотя я и не понимал его.