– Ты вообще ничего не знаешь про своего сына. По глазам вижу. Тут и спрашивать нечего. Зря мы пришли, не будет от тебя толку.
– Он мне не сын, – процедил Василий.
– Сам не лучше! Он троих убил, зато чужих. Ты – свою жену. Еще разберись, что хуже.
– Эта стерва мне изменила. Нашла себе кобеля.
– Да мне плевать. Не за тобой пришла.
– Про Юрия ничего не скажу.
– А я и не ждала. Пришла просто глянуть в твои глаза и понять: знаешь ты что-то о сыне или нет? Теперь сама вижу: не знаешь. Для тебя это – как ломом по голове.
Она глянула на фотографии. Неторопливо собрала их, сунула в сумку. Я следил за лицом Василия. Мрачный интерес, страх. И испуг, когда Мари убрала фото. Ему было страшно не знать.
– Зачем он их убил?.. – это Василий спросил, не Мари.
– Это ты меня будешь выспрашивать? Много чести.
– Я расскажу тебе, что знаю.
– Ты ничего не знаешь. Вырастил черта и сам не заметил. Это часто бывает.
Она поднялась.
– Идем, Вова.
Так и не сказав ни звука, я тоже поднялся. На лице заключенного отразилось отчаяние. Боялся, что мы уйдем сейчас, оставив его наедине с ужасом.
– Он таким и был! – чуть не крикнул Василий.
– Ты о чем?
– Юрий. Не я его вырастил.
– А кто еще?
– Говорю же – он не наш сын! Леночка не могла…
Малахов запнулся.
– Не могла иметь детей?
– Да. Мы ездили в детдом, она хотела… Юра очень ей полюбился, вот и взяли. Усыновили.
– Сколько ему лет было?
– Говорил, одиннадцать.
– Вы усыновили одиннадцатилетнего мальчика? Что за чушь!
Он оскалился.
– На хрена врать? Проверите же. Езжайте и спросите.
Назвал детский дом. Мари кивнула:
– Проверим. Ты мне скажи, как вы додумались взять такого взрослого ребенка? Младенцев полно.
– Ну, вот так… – Василий растерялся. – Да мы не думали, как. Леночка часто ездила в детдом, играла с детками, подарки возила. А тут увидела Юру – и как влюбилась. Давай меня уламывать: возьмем да возьмем. Мне Юра тоже понравился: умный, воспитанный, не сорванец. Молчаливый, но не мямля. Я подумал: а что, нормальный мужик вырастет. Взяли…
– Он жил с вами, пока окончил школу?
– Угу.
– Потом уехал в Киев поступать, и там же остался работать после Политеха?
– Да.
– Ты сказал: он таким и был. Что имеешь в виду? Юра в детстве был жестоким, неуравновешенным?
– Нет. Нормальным был… Тихий такой, без лишней болтовни. Понятливый: один раз скажешь – запомнит. Его и воспитывать не приходилось, уже воспитанный был. С другими детьми бывало: там хулиганят, не в ту компанию влезут, какая-нибудь дурь или водяра, то-се… А он – ничего такого. Учился, Леночке много помогал.
– Знаешь, Василий… я не только вижу, когда врут, но и – как врут. Одни – нагло, на кураже; другие – хитро, соврут чуточку и прислушиваются, словно дорогу щупают. А вот ты врешь со страхом, как ребенок, что прогулял школу.