— Как я выгляжу, Ирма?
— Замечательно, миледи. Мне очень нравится.
Удивительно, но мне тоже нравилось. Вот только нормально ли это — появляться в платье дебютантки в моем возрасте? Какое-то время я смотрела на себя в зеркало, раздумывая — а не переодеться ли? Потом решила оставить как есть. Вино приятно кружило голову, поэтому все запреты казались надуманными и несущественными. Если что, скажу, что мне напекло голову.
Комнату Анри отвели не в гостевом крыле, а рядом с моей. Но дожидаться его я все-таки решила в гостиной. Шла по коридорам и поражалась тому, каким большим и холодным мне кажется Мортенхэйм. Таким знакомым и в то же время далеким, точно я не была здесь те самые десять лет. В прошлый раз, когда мы приезжали с Луизой, я такого не чувствовала. Или просто не замечала?
До гостиной не дошла, невольно свернула к библиотеке и остановилась в нерешительности. А потом толкнула дверь, с наслаждением вдыхая знакомый запах бумаги, дерева, кожи. Передо мной раскинулась длинная зала, в которой можно потеряться, одна из самых больших в замке. Царившую здесь темноту, подчеркнутую задернутыми портьерами, разрушать не стала, не стала зажигать светильники. Пошла вдоль стеллажей, запрокинув голову — от высоты захватывало дух. Лестница между этажами и передвижные лестницы, с которых лучше не смотреть вниз. Бесконечные ряды книг: я скользила пальцами по истертым корешкам, даже перчатку сняла, чтобы чувствовать ярче. Нет, это место — мой единственный дом, и об этом следует помнить.
— Догадывался, что найду тебя в библиотеке.
Негромкие шаги: Анри шел следом, но я не остановилась. Слишком уж много он обо мне знает. Слишком хорошо меня чувствует. Как никто другой.
— Ты наверняка целыми днями пропадала здесь.
Все ближе, ближе и ближе. Я подавила желание ускорить шаг, обернулась, сложила руки на груди.
— А где пропадал ты, пока я пропадала здесь?
Анри приблизился. Сумерки за окном давно сгустились, вечер плавно перешел в ночь, но мы были отрезаны ото всего мира. С одной стороны — стеллажи книг, с другой — каменные стены и драпировка портьер. Интересное чувство, как во время солнечного затмения. Когда на минуту над землей сгущается ночь, но из-за темного диска по краям разливается свечение, и ты понимаешь: сейчас полыхнет так, что глазам станет больно. Я вглядывалась в лицо мужа, в тонкий, едва уловимо сияющий ободок радужки. Не так давно, здесь же, я спросила его о том же самом. Но как он ответит сейчас?
— В те годы мне было нечего тебе предложить, Тереза. Я был сопливым мальчишкой без прошлого и будущего, с сомнительным настоящим. Все, что у меня оставалось, — документы родителей и моя кровь. Залог того, что я смогу вернуть свою жизнь. Или то, что от нее осталось.