— Никакой оригинальности.
— Ты о чем?
— О рассыпающихся письмах, разумеется. Их было два.
Анри резко развернул меня лицом к себе.
— Когда ты получила первое?
— За пару дней до бала, на котором вы обманом вынудили меня стать вашей женой.
Уголок его губ едва уловимо дернулся:
— Я никогда тебе не лгал. Ты уже была моей женой, оставалась только одна небольшая формальность.
Формальность? Вот, значит, как.
— Правды вы мне тоже не говорили, — я вырвалась и отступила. — Зачем я вам, Анри? Вы знаете, что это за печать, верно?
Глаза его потемнели — верный признак раздражения. Если он сейчас скажет: «Вы мне интересны», — я утоплю его в Бельте.
— Наши родители заключили договор, который мне ничто не мешало расторгнуть. Но потом я увидел тебя и понял…
Я закатила глаза. Вот сейчас он заявит, что влюбился, очарован, сражен — нужное подчеркнуть — а меня стошнит. Ничего, здешним улицам хуже не станет.
— … что с тобой никогда не будет скучно.
Гм.
— Хорошенький повод сломать мне жизнь.
— Ты не выглядишь поломанной, — он критически оглядел меня со всех сторон. — И даже погнутой слегка.
— Для вас это шутки? Вы должны были меня спросить! А в идеале — начать ухаживать, как любой достойный джентльмен.
— Тереза, я хотел жениться задолго до того, как мои кости истлеют в сырой земле.
— Разумеется! Вы же привыкли сразу брать и ничего не давать взамен.
— Так уж и ничего?
Щеки вспыхнули, я указала ему в сторону Мортенхэйма.
— Там вся моя жизнь. Хорошая ли, плохая, скучная, грустная или веселая, но моя. Вы выдернули меня из нее просто потому, что вам так захотелось. И надеетесь, что я стану вас уважать?
— Полукруг с лучами — печать человека, с которым мне приходится вести дела. Семейная… или правильнее будет сказать, клановая.
Я, уже набравшая в грудь побольше воздуха, чтобы высказать все, что о нем думаю, осеклась. Прищурившись, Анри смотрел через мое плечо — туда, где в собственном свете купался Миланейский собор. На небе стягивались редкие кудри низких облаков, края которых казались нарисованными из-за сияющей солнечной каймы.
— У него есть сын, которого раздражает сам факт моего существования. Этот малый не совсем в себе.
С губ сорвался недоверчивый смешок. Не совсем в себе? Да чтобы прислать такое, нужно быть совсем не в себе. Сын его делового партнера настолько тронулся умом, что шлет мне письма с грязными намеками?
— Хотите сказать, меня преследуют из-за вас? Он не в себе, но до сих пор на свободе?
Ненормальным в наше время быть страшнее, чем женщиной в Энгерии. Истории о клиниках для душевнобольных чудовищнее самых изощренных бульварных ужасов, причем в отличие от последних, ужасы там творятся реальные. Не думаю, что в Вэлее дела обстоят иначе.