Я хмыкнула и сложила руки на груди. Он что, подразумевает, что я могу чего-то не знать? Это невозможно. Во-первых, летописи армалов — те, что дожили до наших дней, это действительно единственное изложение древнейшей истории. Во-вторых, с библиотекой Мортенхэйма может потягаться только Маэлонский Фонд Знаний, насчитывающий около ста миллионов книг. Отец, дед, прадед, а перед ними и другие предки трудноупоминаемой степени родства собирали книги по всему миру, за часть из них выложили такие суммы, на которые можно купить дворец. Конечно, я прочла далеко не все, но при желании разыщу нужные мне сведения.
— Что вы хотите этим сказать?
— В истории хэандаме представлены кровожадными фанатиками, основателями одного из самых жестоких культов.
— И кем же они были на самом деле?
Анри снова откинулся на спинку сиденья.
— Полубогами. Представь себе полностью магический мир, в котором появляется существо, способное остановить любую магию.
Полностью магический мир мне сейчас представлялся с трудом, даже несмотря на то, что в моей жизни магии было значительно больше, чем в жизни многих энгерийских аристократов. Слишком уж много в наши дни всяких научных разработок. Но если задуматься, возразить ему на такое просто нечего.
— Историю пишут победители. В данном случае это были армалы. Вы никогда не прочитаете ни о травле хэандаме, ни о том, кто стоял за созданием культа.
— Это всего лишь ваши домыслы.
— У правды всегда две стороны. Ни в одной книге армалов не напишут, почему браки были запрещены на самом деле.
Все интереснее и интереснее.
— Задолго до начала Новой эпохи на свет появилась девочка. Причудливое сочетание сил родителей — мужчины-хэандаме и женщины-некромага, наделило ее даром, с которым никто раньше не сталкивался. На нее не действовала золотая мгла, каким-то образом она несла в себе магию и поглощение. Потом вся семья загадочным образом исчезла.
Гм. Звучит как фантастика.
— Вы еще и сказочник?
— Отнюдь. У нашей цивилизации своя история. И хотя хэандаме в мире не осталось, остались знания, которые вы так любите. Те, до которых не добрались армалы.
Я вцепилась в обивку сидений и невольно подалась вперед. То, о чем он говорит, — невероятно. Невозможно, чтобы кто-то мог хранить секреты так долго… Или возможно?
— Откуда вы все это знаете?
— Я много путешествовал, — Анри улыбнулся, — встречался с самыми разными людьми в уголках мира, о существовании которых никто даже не подозревает. Книги такого не расскажут, Тереза.
Путешествия. Само слово было для меня чужим, незнакомым, волнительным. Винсент видел и Вэлею, и Маэлонию, и Загорье. Даже в Намийе побывал с дипломатической миссией, вместе с ее величеством. Не говоря уж об Энгерии, которую он объездил всю. Я же помню только — достаточно смутно, какой-то летний домик, шум прибоя и соленые брызги. И матушку, сидящую в шезлонге в легком светлом платье, под огромным зонтом. Ее лицо светится от счастья, я с визгом ношусь по берегу, путаясь в юбках, и никто этого не запрещает. Сколько мне тогда было, не знаю, мы с ней не говорили про тот год. Одно из самых светлых воспоминаний, отзывающееся диким восторгом, свойственным только детям. И незамутненной, беспечной радостью.