На четвертый день после того, как «Миральдра» миновала Мандаманские Ворота, внимание Зампа привлек всадник, скакавший во весь опор по восточному берегу. Поравнявшись с судном, всадник принялся призывно размахивать руками; глядя в подзорную трубу, Замп обнаружил, что в седле сидел Теодорус Гассун.
Замп приказал подобрать паруса и спустить шлюпку. Через некоторое время Гассун, шатавшийся от усталости, с покрасневшей от солнца и задубевшей от ветра кожей, присоединился к нему на квартердеке.
«Король Теодорус, ваше величество! — приветствовал его Замп. — Вы оказываете мне большую честь, и я чрезвычайно рад оказать вам гостеприимство, хотя и не ожидал увидеть вас так скоро».
Гассун осушил предложенный ему Зампом стакан коньяку. «Короля Теодоруса больше нет, — прохрипел он. — Я снова — Теодорус Гассун из Кобля, и не испытываю по этому поводу никаких сожалений, уверяю вас. Здесь случайно не найдется чего-нибудь съестного? Я чертовски изголодался в пути!»
Замп приказал подать хлеб, сыр, мясо и квашеный лук-порей. Пока Гассун ел, он рассказал об обстоятельствах, заставивших его вернуться на борт плавучего театра. По существу, эти обстоятельства объяснялись одним простым фактом. Геральдическая зелено-золотая плащаница, обветшавшая на протяжении веков и постоянно подвергавшаяся напряжениям в связи с тем, что ее покрой никак не соответствовал долговязой нескладной фигуре Гассуна, в один не столь прекрасный момент разошлась по швам, после чего от нее осталось несколько отдельных лохмотьев. Гассун прекрасно понимал, что он оставался королем лишь постольку, поскольку обладал мифической плащаницей, преобразившей презренного владельца развалюхи, стоявшей на приколе в устье Висселя, во всесильного правителя Сойванесса; потеря этой плащаницы должна была неминуемо привести к его обратному превращению из короля в чужеземное ничтожество.
Само собой, Гассун никому не сказал ни слова об этой катастрофе — даже своей супруге, принцессе Бланш-Астер: «Должен признаться, хотя принцесса вела себя должным образом, и мне практически не в чем ее упрекнуть, я не мог не заметить, что некоторые аспекты наших взаимоотношений не вызывали у нее никакого энтузиазма. Склонен подозревать, что наше несомненное взаимопонимание носило скорее духовный, нежели телесный характер. Откровенно говоря... хм. Так или иначе, я не распространялся о том, что случилось с плащаницей, и поспешил присоединиться к давнему надежному партнеру, Аполлону Зампу, в надежде на то, что наше сотрудничество может быть возобновлено на прежних основаниях».