Не было больше паучка! Холодная, пустая, в коростах искристой плесени была перед глазами. стена. Дрогнуло сердце узника: это и его конец, это знак! Может быть, сегодня… через час… Ирод, пригрозивший кормить его силой, если он не прекратит голодовку, исполнит свою угрозу… и это начнется…
Ну что ж! Он умрет на сутки-другие раньше. К смерти он давно готов. Он приготовился к смерти задолго до того, как начал эту голодовку. Еще в тот, теперь далекий, первый, день, когда его схватили, два с половиной года назад, и мучили весь день и всю ночь и потом еще день и ночь, не давали спать, не давали присесть, заставляли стоять у стены, добиваясь признаний, он понял, что живьем они его не выпустят, и приготовился к смерти. Потом ему показалось, что он может отдалить час смерти… может отдалить, не без пользы для дела… Не бесследно, без суда, в безмолвии исчезнуть, сгинуть в каменных мешках Петропавловской крепости, но именно дойти до суда и уже там, на суде… в полный голос… Нужно было только согласиться разыграть роль, которую они ему — невольно — навязывали.
Они ухватились за возможность представить на суде террористов с неожиданной стороны, как людей, не имеющих принципов, и он, в то время еще не Номер, а чиновник Департамента полиции Николай Васильевич Клеточников, задержанный на квартире террориста Николая Колодкевича и тем самым уличенный в связях с подпольем, таким — не имеющим принципов — им и представился, таким аттестовали его им и его начальники и сослуживцы по Департаменту. В первый день допросов Клеточников отрицал тот факт, будто он знал о том, кто таков на самом деле Алексей Петров, он зашел к Петрову на квартиру как к человеку, знакомому ему всего несколько дней, благонамеренно ищущему места, каковое Клеточников из сочувствия к нему и обещался для него подыскать, — над этим его объяснением откровенно смеялись: как мог он не знать Колодкевича, когда у него в секретном отделе хранилась фотография этого человека? Клеточникову пригрозили: с ним расправятся втихомолку, если он будет отпираться, если не признается во всем. В чем во всем? В том, что он действительно таков, каким они его себе рисовали, человек без принципов, служивший террористам, может быть, за деньги. Он согласился подыграть им. Конечно, это было рискованно: они могли воспользоваться его самооговором и не вызывать его в суд. Но, с другой стороны, это не имело бы в их собственных глазах того эффекта, как если бы с таким оговором выступил сам подсудимый. Притом они искренне верили в то, что он таков, каким они его себе представили, и как на дознании был самим собой, так и на суде будет самим собой.