– К тому же, у вас разные фамилии. Трудно предположить, что вы супруги, – добавил Артем, – к тому же, он никогда не говорил, что его жена – директор крупной фирмы.
– Сашка всегда считает свою работу важнее моей, и ему не очень нравится, когда внимание окружающих переключается с него на меня, – Елизавета усмехнулась.
– Солнышко, как же ты могла подумать, что я знал, что ты его жена, и нарочно…
Артем присел на край ее рабочего стола.
– Не могу поверить, – он негромко ударил кулаком по столу.
Елизавета подошла к окну и посмотрела на улицу.
– Артем, я считаю, что сейчас, когда все карты открыты, мы должны перестать общаться как…
– Как? – повторил ее последнее слово Береснев.
– Мы всего лишь коллеги, – сказала она, но подошла к нему ближе. Она рассматривала его шею сквозь малюсенькое окошко расстегнутой верхней пуговицы рубашки.
– Ты сама в это веришь? – он притянул ее к себе. – Тебя же тоже влечет ко мне. Лизка, брось это отрицать. Ты можешь сражаться против меня еще год или два, но ты вряд ли победишь.
– Я не хочу военных действий, я хочу продолжать работать с тобой, я не желаю изменить мир. И ты должен понять, что в этом мире есть моя работа и моя семья. И это все сделало меня такой, какая я есть.
– Ты прекрасная, ты мне нравишься именно такой, какая ты есть, и я хочу быть с тобой. Мне плевать на всех и на все.
– Зато мне не наплевать. Артем, у нас двоих нет будущего.
– Не надо продолжать. Ты не заставишь меня отказаться от тебя, это стало бы страшной ошибкой, – вместо всех слов он целовал ее. – Тебе не идет, когда ты начинаешь меня поучать, – парировал Артем.
– А ты сними очки-то и сделай вид попроще, может быть, тогда сможешь спокойнее воспринять действительность вокруг себя, – она отстранилась.
– Лиза, ну что ты взъерошилась? Я тебя обидел? – примирительно заглядывая ей в глаза, спросил Артем. – Я не хотел, ну, прости дурака.
– Артем, меня просто очень тяготит вся эта ерундовина, так дальше не может продолжаться. Мы оба изводим себя. Кусаемся и кусаемся, это же не дело. Самое главное, что это не приносит ни одному из нас никакого удовлетворения.
– Ну, здесь много спорных слов, – глядя на нее поверх очков, попытался пошутить Артем.
На самом деле он тоже чувствовал, что очень скоро должен наступить предел всему этому вербальному сексу. В постоянной, нескончаемой словесной перепалке, очень тонкой и полной злой иронии желания больнее ранить собеседника, они ведрами выплескивали агрессию друг на друга. Было совершенно очевидно, что они не имели возможности примириться с тем положением, в которое сами же поставили друг друга, но и сосуществовать в мире и согласии они тоже уже не могли. В то же время они оба боялись изменения своего статуса. Сейчас их близость казалась безопасной, не требующей приложения душевных сил. Они были вместе: решали мелкие проблемы, рассказывали друг другу сны, делились настроениями, жаловались на меняющееся самочувствие. Но, швыряя друг в друга колкими репликами, они не хотели простить того, что до сих пор их разделяет сознательно построенная стена холодно-вежливого офисного политеса. Однако сделать шаг навстречу друг другу, физически приблизиться они смертельно боялись, хотя обоим было понятно, что другого пути у них не было. Что их по-прежнему держало на расстоянии: страх взаимных обязательств, ответственности за свои слова и поступки или страх, что тебя не полюбят? Страх быть отвергнутым, безусловно, сквозил в каждой их фразе, он таился в каждой интонации и брошенном взгляде. При ней он стеснялся снимать очки, не хотел выглядеть глуповатым и беззащитным, будто эта простая конструкция из двух увеличительных стекол и перекладинки делала его значительным и менее уязвимым.