Во второй половине дня они сходили в открытый бассейн «Москва», и Алла сообщила, что ходят разговоры, будто на месте бассейна кто-то собирается восстановить храм Христа Спасителя, взорванный в тридцатых годах. «Опять привирает», — подумала Аня.
После бассейна посидели в кафе на Новом Арбате, которое Аня не любила за постоянные ветры, пронизывающие весь пролет холодного пустого зала. Напротив кафе на втором этаже длинного дома обосновалось кафе «Метелица», где, по словам Аллы, собирались по вечерам самые отборные шлюхи со всей Москвы — это Аня знала без нее, поскольку в «Метелице» побывала.
Вечером они заглянули на дискотеку в Сокольниках, но там были одни юнцы — нахальные и бесцеремонные, каких и в родной Электростали дюжина за рубль.
В понедельник объявился красавец-регбист Юра, и вместе с Аллой они уговорили Аню не возвращаться в Электросталь, а отправиться в спортивный комплекс, где сауна, прекрасное кафе, теннисный корт и хорошая компания спортсменов. Вообще-то эту публику Аня не любила, считая всех спортсменов тупыми болванами. Но в спорткомплексе они застряли до среды, компанию составляли не столько спортсмены, сколько спортсменки, говорившие только о динамических и статических нагрузках на мышцы, об употреблении допинга и предстоящих соревнованиях. Как поняла Аня, схема побед и поражений была отработана достаточно четко, чего страдающая за эти победы публика напрочь не знала.
Домой она вернулась только в среду поздним вечером. И едва прошла на кухню, чтобы перекусить перед сном, как появилась мать — в халате, встрепанная, испуганная и, что самое непривычное, заговорила очень тихо, с дрожью в голосе:
— Боже мой, где ты была, где ты была, я хочу знать?!
— В Москве. У Аллы Простовой.
— Что тебе делать в Москве, если тебя здесь ищет вся милиция города, хочу тебе сказать?
— Зачем? Я там уже была.
— Ты там мало была, а будешь очень много, вот что будет!
— А что, Корова — Богданова не угомонилась? Или ее родители еще волну гонят?
— При чем тут твоя Корова, при чем тут все ее стадо! — зашептала мать, с жалким испугом глядя на Аню. — Они совсем уже ни при чем! Лешку Иванова выпустили из тюрьмы, и он гуляет по улицам, как молодой козел! Это тебе не надо гулять по улицам, тебе! Потому что на тебя хотят сказать, что ты убила этого солдата! Это такую глупость, что нельзя придумать, но если они так хотят, они так скажут. И так сделают, что ты виновата. Надо уехать, надо далеко уехать. Никому ничего не говоря, ай, Боже мой! Это только идиот-милиционер может себе подумать, что ты кого-то убила! Ты могла с этим солдатом чем-то другим заниматься, я так и сказала, а такую ерунду нельзя подумать! Но евреи всегда виноваты, всегда!