– Что это значит, Холмс? – воскликнул я. – Как могли вы так верно угадать мои мысли?
Тот от души расхохотался.
– Помните, – сказал он, – несколько дней тому назад, когда я прочел рассказ Эдгара По, в котором один тонкий наблюдатель читал мысли другого человека, вы не поверили этому и назвали этот рассказ плодом буйной фантазии и ловкий ход автора. Когда же я стал уверять вас, что сам в состоянии угадывать чужие мысли, вы не поверили мне и скептически отнеслись к моему заявлению.
– О, нет!
– Вы ничего мне не ответили, но я узнал об этом по вашим глазам. Поэтому, когда вы отложили газету и задумались, я страшно обрадовался возможности прочитать ваши мысли и, как видите, все время следил за вашими думами.
– В этом рассказе, – возразил я, – наблюдатель выводит свои заключения по действиям человека, за которым он следит. Если я не ошибаюсь, он спотыкался о камни, смотрел на звезды и т. д. Но я совершенно спокойно сидел в кресле, так что положительно не понимаю, каким образом вы могли прочесть мои мысли.
– Вы не правы. Выражение лица человека служит верным отпечатком его души. Мы все пользуемся чертами лица для выражения своих чувств, и в данном случае вы тоже пользовались ими, как своими верными слугами.
– Стало быть, вы проследили за ходом моих мыслей по моему выражению лица?
– Не столько по выражению лица, сколько по выражению глаз. Ручаюсь, что вы не в состоянии сказать мне, с какого момента вы начали думать.
– Действительно, не могу.
– Ну, в таком случае я вам скажу. Отложив в сторону газету, чем привлекли мое внимание: вы удобнее уселись в кресле и с полминуты ни о чем не думали. Затем ваш взор остановился на портрете генерала Гордона в новой рамке, и тут по выражению вашего лица я заключил, что вы начали думать. Затем вы стали смотреть на стоящий наверху этажерки с книгами портрет Генри Уорда Бичера, который еще не был вставлен в рамку. Тут уже ваша мысль стала совсем очевидна. Вы посмотрели на стену, увидели пустое место и подумали, что надо вставить этот портрет в рамку и повесить здесь, симметрично с портретом генерала Гордона.
– До сих пор вы поразительно угадали мои мысли.
– Здесь ваши мысли приняли другое направление. Вы опять взглянули на Бичера и стали в него пристально всматриваться, очевидно, вспоминая нравственные качества и характер этого человека. Затем ваши глаза перестали щуриться, но вы продолжали смотреть, и ваше лицо приняло сосредоточенное выражение. В вашем уме проносились отдельные моменты карьеры Бичера. Я убежден, что вы не можете думать о нем, не вспомнив миссии, которую он исполнял во время гражданской войны, имея в виду пользу и благосостояние Севера. В то время это поручение так задело вас за живое, что вы не могли думать о Бичере, не вспомнив об этом факте. Когда минуту спустя вы отвели свой взор от портрета, я заподозрил, что вы начинаете думать про гражданскую войну, в чем я скоро и убедился, когда увидел, как шевелятся ваши губы, как заблестел ваш взор и как сильно сжимались руки. Вы думали о храбрости и отваге, проявленной с обеих сторон в этой отчаянной борьбе. Но затем ваше лицо сделалось скучнее, и вы покачали головой. Вы не могли вспомнить без ужаса и содрогания о бесполезной гибели стольких человеческих жизней. Таким образом вы растравили свою старую сердечную рану, о чем свидетельствовала горькая усмешка на ваших губах. Вас возмущало, как могут люди применять такой глупый, нелепый метод в разрешении великих международных вопросов. В этом я вполне согласен с вами, и потому высказал свое одобрение вслух; в общем же я страшно доволен, что мои наблюдения оказались верными.