И негодование моё достигло такой силы, что я не вытерпел наконец. В эту минуту мы проезжали мимо места, где скрещивались две дороги. Я остановился, и указывая на этот перекрёсток Саксону, сказал:
– Поезжайте по этой дороге и оставьте нас. Вы доказали, что не годитесь для общества честных людей.
– Клянусь святым крестом! – воскликнул Саксон, хватаясь за рукоять рапиры. – Вы потеряли разум, Кларк. Знаете ли вы, что таких слов не может перенести ни один порядочный кавалер.
– И однако, я говорю правду, – ответил я. Лезвие рапиры блеснуло а воздухе в то время, как лошадь Саксона, почувствовав шпоры, сделала отчаянный прыжок. Саксон стал передо мною. Его гордое, худое лицо было искажено страстью.
– Место здесь великолепное! – воскликнул он. – И мы можем очень скоро выяснить это дело. Вынимайте свой меч и поддерживайте свои слова оружием.
– Я не сделаю и шага, чтобы напасть на вас, – ответил я. – С какой стати я буду нападать на вас? Я ничего против вас не имею. Но если вы ко мне сунетесь, то, конечно, я вышибу вас из седла, несмотря на все штуки, которые вы умеете делать вашей шпагой.
Произнеся эти слова, я обнажил свой меч и стал настороже. Я имел основание думать, что этот старый воин учинит на меня жестокое, внезапное нападение.
– Клянусь всеми святыми! – воскликнул Рувим, вынимая пистолет. – Я выстрелю в первого из вас, кто нанесёт удар. Пожалуйста, бросьте ваши шутки, дон Децимо; клянусь вам Богом, что я убил бы вас даже в том случае, если бы вы были моим родным братом. Прячьте-ка скорее вашу шпагу, а то у меня курок очень слаб да и палец что-то дёргается.
– Черт вас возьми! Вы портите игру, – мрачно сказал Саксон, пряча рапиру в ножны. А затем, подумав несколько минут, он сказал: – И то, Кларк, я затеял ребячество. Глупо будет, если товарищи, имеющие перед собою важное дело, станут ссориться из-за пустяков. Я – старый человек, в отцы вам гожусь, и вызывать вас на дуэль было нехорошо с моей стороны. Вы ещё мальчик, говорите, не подумав, и легко можете сболтнуть лишнее. Вы должны, однако, признать, что сказали не то, что думали.
Я видел, что Саксон требовал только формального извинения и готов удовлетвориться всем, чем угодно, и поэтому ответил:
– Я согласен, что слова мои были слишком прямы и грубы, но все-таки ваши взгляды слишком разнятся от наших, и если этого противоречия нельзя устранить, то мы не можем быть вашими товарищами.
– Ладно-ладно, господин нравственный человек, – ответил Саксон. – Вы требуете, чтобы я бросил свои привычки. Но клянусь богами, если вы уж такой щепетильный, если я вам не нравлюсь, то что бы вы сказали о тех людях, которых пришлось встречать мне? Однако оставим это; видно, нам пора уже быть на войне. Наши добрые мечи не хотят сидеть в ножнах и просят себе работы.