Всё-таки и теперь он не хотел отступаться от своей веры, как не отступился от Маркевича лет пятнадцать назад, когда тот был так же внезапно освобождён от должности экспедитора Государственной канцелярии и оставлен в ней сверх штата без жалованья. Оказавшемуся вдруг без средств Толстой выслал денег и предложил кров в Пустыньке хотя бы на часть лета, пока тот не найдёт службу. Доходили и тогда слухи, что поводом к отставке послужило нерадивое отношение Маркевича к своим обязанностям, но успокаивал себя и утешал друга: «Все люди разделяются на две категории, на преданных и непреданных; остальные различия суть только мнимые; все литераторы, и даже знающиеся с ними, принадлежат к непреданным, стало быть, к вредным».
В обычной своей манере пытался острить, но афоризмы выходили невесёлые: сам бы никогда не довёл дела до скандала. Неужто и теперь благородное негодование — в защиту нечистоплотности и, страшно вообразить, — низкой подлости?
— Ты права, Софи. Нельзя не верить Стасюлевичу. Однако не станем торопиться делать окончательные выводы — Маркевич сам должен представить мне доказательства.
Старался говорить спокойно, но внутренний голос подсказывал: «Разные вы люди, разве это было не видно с первого знакомства? Вот же, не имея почти никаких свойств, кроме самоуверенности, пролез ко двору. Ради карьеры он, безусловно, готов на любые штуки. Как хлопотал вокруг постановки «Иоанна», отстраняя всех, делая вид, что это благодаря ему драма увидела сцену. И говорил почему-то: «Хочу быть вашим Добчинским». Отвратно? Для меня — да, потому что я и сделал свой выбор — не к судьбе, которая передо мной открывалась, — от неё. Я — сильнее его. Значит, должен быть и добрее...»
Чтобы не расстраивать Софи, он удалился к себе, но продолжал размышлять о том, что возбудило письмо.
Как, в самом деле, некоторые люди способны устраивать свою судьбу, нисколько не думая о собственной чести и достоинстве, ради личной выгоды готовы не только ползти на брюхе, но подчас и вываляться в грязи!
Припомнилось, как в ту пору, когда члены совета Главного управления по делам печати запретили его драмы «Царь Фёдор Иоаннович» и «Царь Борис» к постановке на сцене, кое-кто из этих же сановников ему откровенно говорил: «Не обижайтесь на нас, ведь мы служим... Вам же стоит лишь намекнуть тем, кто к вам благосклонен, чтобы судьба Ваших пьес была положительно решена».
Всё, что завершал, спешил прочесть там, где его действительно встречали сердечно и радушно. Да вот нынешней зимой хотя бы в Сан-Ремо...
Нынешней зимой он оказался в Италии, на курорте в Сан-Ремо, где как раз лечилась императрица. Узнав о его приезде, она тотчас повелела послать ему приглашение приехать к ней. Впрочем, заботливо предупредила: если выезд может повредить здоровью, лучше этого не делать.