После гадания волшебница милостиво приняла от посетителя десять франков и спросила: не хочет ли он, чтобы она написала его гороскоп, в котором означено будет всё, что должно случиться в течение жизни. «Какой гороскоп прикажете, большой или маленький?» — осведомилась она. «А какая между ними разница?» — «Большой стоит два луидора, а маленький — один. Но зато в большом гораздо более подробностей», — «Ну гак напишите мне большой, я люблю подробности».
— Дней через несколько я заехал опять к гадалке, получил подробный гороскоп и заплатил два луидора. Гороскоп как гороскоп. В нём весьма подробно описано всё, что должно было со мною случиться. Но, к несчастью, волшебница на письме так же ошиблась, как на картах, то есть ни одно из предсказаний её не сбылось!
Все не удержались и дружно зарукоплескали, а Глинка вновь расхохотался:
— Я ж говорил: не удастся нас одурачить!
Александр же Бестужев вскочил, глаза его загорелись.
— Бьюсь об заклад: Перовский пишет новые повести, нечто необычное в русской литературе, и теперь на нас проверяет. Признайся, Алексей, я угадал?
— Ну не совсем то, о чём сейчас вам поведал. Но много затеял и фантастического. Вернее, по форме, по оболочке немыслимое, а по содержанию — сама реальность.
— Я же говорил, что он — превосходный рассказчик — и на бумаге, и в изустной беседе, — обрадованно произнёс Дельвиг. — Жаль, Саши Пушкина нет среди нас — то-то восторгался бы...
— Ба, совершенно вылетело из головы, — сказал Рылеев, — кто-то намедни мне передал письмецо нашего ссыльного поэта. Писано ещё из Кишинёва[28]. Да вот отрывок: «В лето пятое от Липецкого потопа — мы, превосходительный Рейн и жалобный сверчок, на лужице города Кишинёва, именуемой быком, сидели и плакали, вспоминая тебя, Арзамас, ибо благородные гуси величественно барахтались перед нашими глазами в мутных водах упомянутой речки. Живо представились им ваши отсутствующие превосходительства, и в полноте сердца своего положили они уведомить о себе членов прославленного братства, украшающих берега Мойки и Фонтанки...»
— Говорят, Орлов во вверенной ему в Бессарабии дивизии целые школы для обучения солдат открыл, — вставил Дельвиг.
— Что школы! — перебил Николай Бестужев. — Приказ по дивизии издал: «Я почитаю великим злодеем того офицера, который, следуя внушению слепой ярости, без осмотрительности, без предварительного обличения, часто без нужды и даже без причины употребляет вверенную ему власть на истязание солдат». Приказы Орлова доводятся до сведения солдат в каждой роте. Не случайно нижние чины шестнадцатой дивизии называют её по имени своего командира — Орловщиной, как у нас принято называть свою родимую, к примеру, местность.