Побросав кое-какие вещи в чемодан, я написала записку маме. Просила простить меня за то, что выхожу замуж за другого.
Для чего-то подписала, что уезжаю далеко-далеко, поэтому искать меня не надо: придет время и я сама напишу.
Когда я пришла в дом Саши, его мать у порога сказала:
– Встань на колени, поклонись мне и мужу, попросись войти его женой.
Я так и сделала. Тогда она принесла плетку и отдала ее Саше:
– Вот, возьми и покажи ей, что ты муж и хозяин. Не смирится с этим, пусть уходит сразу.
К моему изумлению, он меня несколько раз ударил кнутом, но с каждым ударом я все больше укреплялась в вере, что всегда буду их рабой.
Свекровь спросила:
– Поняла, кто ты?
– Да, – ответила я.
Мы стали жить как муж и жена. Сашина мать каждый день учила меня уму-разуму. Я должна была снимать сапоги мужу, убирать, стирать, варить. Учиться мне запретили, да я и не хотела. Вечерами расчесывала свекрови волосы и пела песни, которые мне велели петь.
Раз в 12 дней она меня парила в бане и умывала. А однажды сказала, что было это в последний раз.
– Ты у меня, голуба, белу рыбу съела. Молчать будешь, радоваться каждому моему ласковому слову, как собака. – И засмеялась.
Не скажу, что у меня не появлялось противоречивых мыслей, но приходили они очень и очень редко, да и то, как у испуганного ребенка. Например, пару раз я думала о маме: как она там перенесла мой побег?
Я была безмерно счастлива. Саша не выходил у меня из головы 24 часа в сутки. Засыпая, я видела его во сне. Но он стал ко мне относиться совсем по-другому, пресытился, видно. Что ему моя красота и покорность? Даже самый вкусный торт, если есть его каждый день, опротивеет и захочется черного, кислого хлебца.
Прижимаясь к нему, я все чаще спрашивала: отчего не целуешь, не бьешь меня, разлюбил, что ли? А надо сказать, была у него такая слабость – побить меня, власть почувствовать, а потом приласкать. На мои слезы, если такие бывали, свекровь всегда говорила, что надо терпеть, на то он и мужик.
Однажды Саша пришел домой пьяный, сказал, что был у Любки и что Любка в постели нравится ему больше, чем я. Стала я плакать, уговаривать его, чтобы не гулял с другими, а любил меня. Говорила, что жизнь за него отдам, сделаю что захочет, только бы не гулял. Ревность губила меня, рвала на огненные части!
Казалось, он внимательно слушал меня, а когда я наконец иссякла, он сказал:
– Ты моя жена, должна делать как я захочу. Так вот слушай. Дед Егор, ему 72 года, мне все уши прожужжал, что отродясь не видел таких баб, как ты. он бы все отдал за час жизни с такой. Я его тут по пьянке спросил: «А машину отдашь?» Все равно, мол, она стоит без дела. Так он и ружье обещал в придачу. В общем, дед хочет, чтобы у него свадьба была с тобой, и все такое.