Девушка хлопнула дверью, выпрямилась, сделала шаг в сумерки. Свернула с дороги, прямо в траву. Кажется, был дождь, голени обожгло холодными капельками, но это не важно, даже отвлекает от чувства отвращения в груди. Саша остановилась только тогда, когда ей показалось, она скрылась достаточно далеко от следящих за ней глаз. Он ее видел. Точно видел, но хотя бы услышать не мог.
Из глаз хлынули слезы. По вкусу скорее горькие, чем соленые. Она ведь не плакала так давно, только в детстве, над ранами и разбитыми коленями. И оказавшись в заложницах не плакала, и потом не плакала, не позволяла себе, а может просто из-за глупости, ведь говорят же, что слезы облегчают горе. А теперь, сдержаться не смогла. Так иногда становится себя жалко, по-настоящему, до слез. Обхватив себя руками, Саша заплакала еще сильнее, даже не пытаясь уже стереть катящиеся по щекам слезы.
Чем она заслужила все то, что свалилось на голову? Почему именно он? Почему он не поручил ее Артему? Зачем ворвался в жизнь? Как она могла влюбиться? Ведь она ему не нужна. Ее чувства ему не нужны. Он может унизить, оскорбить, ударить, не поверить. Идиотка, подстилка. Дима прав. Нормальная бы не стала смотреть с обожанием в глаза собственного похитителя, не стала бы его оправдывать, ища любые предлоги, не стала бы выискивать те мелочи, которые объяснили бы тягу. А она ищет их как сумасшедшая.
Неужели так сложно смириться с тем, что ты всего лишь часть расчета? Часть плана, стратегии в финансовой игре? Это игра, и он игрок, а вот она пешка, и он вертит пешкой, как захочет, причем практически с позволения. Ничтожество. Боже, скоро все закончится. Она сможет попасть во двор, сможет сделать все, чего от нее ждут. Хотя бы для того, чтобы искупить свою вину перед родными. Он собирается использовать ее в разорении отца. Он уже использовал, а она… Ведет себя как влюбленная школьница.
— Дура, — Саша вытерла слезы, пытаясь выровнять дыхание. Как бы ни хотела, возвращаться придется, снова садиться в машину, а если его величество захотят, даже что-то выслушивать. Что? Снова обвинения в том, что сбежала, или объяснения, что получила по заслугам. Да теперь она даже благодарна за пощечину, она хорошо помогает протрезветь, не от вина, от своих розовых мечтаний. — Красавица… — Саша еще раз провела по лицу, стирая последние капельки слез, встреться ей сейчас кто-то, посчитал бы ожившей покойницей, во всяком случае, она себя ощущала именно так. Ее трясло, от холода и избытка чувств, руки в темноте казались белее мела, как, наверное, и лицо, волосы, от повышенной влажности собрались в завитки, а намокшая от последствий дождя одежда противно липла к телу.