Бэлль была настолько шокирована, что ей показалось, будто у нее вот-вот остановится сердце. Из-под кровати ей была видна только нижняя половина тел — но этого было более чем достаточно. Она не хотела смотреть на округлые изгибы бедер Милли, на ее ягодицы. Не хотела смотреть на мужчину, который заставил девушку нагнуться, чтобы он мог воткнуть в нее свой член. За всю свою жизнь Бэлль только пару раз видела член, и то у маленьких мальчиков, которых мамы мыли под уличной колонкой. Но у этого мужчины член был сантиметров двадцать и твердый, как шест у парикмахерской[1]. По побелевшим костяшкам на пальцах Милли, которыми она вцепилась в камин, Бэлль догадалась, что девушке очень больно.
— Вот так-то лучше, любимая, — задыхаясь произнес мужчина, входя в нее все глубже и глубже. — Тебе ведь нравится, да?
Бэлль закрыла глаза, чтобы ничего не видеть, но слышала, как Милли ответила, что она любит это больше всего на свете. Это была явная ложь — когда Бэлль вновь открыла глаза, Милли повернулась таким образом, что Бэлль был виден ее профиль. Лицо девушки исказилось от боли.
Неожиданно Бэлль поняла, почему девушки часто выглядят такими угрюмыми и подавленными. Веселье в гостиной было обманчивым. Недолго девушкам доводилось радоваться в гостиной — им приходилось уединяться с мужчинами в своих спальнях, где они подвергались подобным испытаниям.
Когда мужчина сильнее прижался к спине Милли, Бэлль увидела его лицо в профиль. У него были черные волосы, слегка подернутые на висках сединой, и тоненькие усики, как у военного. Нос был довольно большой, с горбинкой. Бэлль дала бы этому мужчине лет тридцать-тридцать два. Впрочем, ей всегда с трудом удавалось определять возраст представителей сильного пола.
Парочка переместилась на кровать. Резкий скрип пружин в сантиметре от ее головы, гадкие вещи, которые нашептывал посетитель Милли, вызывали у Бэлль настоящий ужас. И хуже всего было то, что девочка видела отражение парочки в висящем над камином зеркале — не лица, а тела от шеи до колен. У мужчины была костлявая волосатая спина. Он держал Милли за ноги и, казалось, пытался раздвинуть их пошире, чтобы как можно глубже войти в нее.
Пытка продолжалась бесконечно: с глухим стуком ударялись друг о друга тела, скрипели пружины, слышалась ругань и тяжелое дыхание. Время от времени Милли вскрикивала от боли. В какой-то момент она даже попыталась остановить мужчину, но он продолжал свое, несмотря ни на что.
Теперь Бэлль поняла, что означает слово «трахаться». Она каждый день слышала это слово на улицах, где оно чаще всего воспринималось как ругательство (некоторые мужчины произносили его очень часто). Она слышала, как его используют в отношении мужчины и женщины, и сейчас разгадала его истинное значение.