Но еще важнее было то, что то же самое произошло и с Оливией.
Что застигло ее врасплох, но факт оставался фактом. Она поняла это, поскольку, произнося свою речь о «Чудесах», мистер Редкин продолжал почти прикасаться к Кейт. Это выглядело так естественно, словно часть презентации. Действительно, ничего особенного, как ни взгляни. Особенным было то, как это ее задевало. Это было четкое и на удивление сильное чувство.
Ревность.
Это заставило Оливию переоценить и пересмотреть все. Она наблюдала. Теперь она смотрела очень пристально. Марк Редкин был великолепен на протяжении всей презентации. Уверенный лидер, но не очарован исключительно звуком собственного голоса, как это часто случалось с другими. Легко улыбается, но всегда – по делу. У него была невероятно привлекательная улыбка. Марк подчинил своей воле весь совет. Все его предложения были одобрены. К тому моменту, как он закончил, Оливия была уверена. Она хотела.
Как только их отпустили, она обратилась к нему.
– Марк, на пару слов?
– Конечно. – Он отвел ее чуть дальше по коридору. – Все прошло прекрасно, спасибо вам. Вы были чудесны, Оливия.
«Вы были чудесны». Она хотела, чтобы он вжал ее в стену.
– Оливия?
У него были темные ресницы – необычно для блондина. Он стоял так близко. Но Оливия не чувствовала запаха одеколона или геля после бритья. Марк Редкин пах собой, так, как должен пахнуть мужчина, это… отравляло. Оливия пыталась отдышаться.
– Мой отец позвонил как раз перед началом презентации. Можете сказать всем, что для проведения большого зимнего празднества он заручился поддержкой Музея американского искусства Уитни. Думаю, завтра по этому поводу вам позвонит миссис Сабра.
Мистер Редкин улыбнулся ей. Конечно, он улыбнулся. Но когда он улыбнулся, он взглянул на нее так, будто никогда не видел раньше, не видел по-настоящему, и в этот момент ничто больше не имело для нее значения. Мужчины порою делают так. Такие мужчины, как Марк Редкин.
– Это чудесно, Оливия. Давай обговорим это в ближайшее время.
И в этот момент он чуть коснулся ее руки. Это был ничего не значащий жест, но он пронзил ее током, изменил ее.
– Да, давайте. – Оливия сдерживала улыбку до тех пор, пока не развернулась и не пошла прочь.
Я маялась с понедельника, и с этой маетой ничего нельзя было поделать – слишком глубоко она угнездилась. Что-то стряслось.
Оливия ушла к своему психиатру. Может быть, мне тоже стоило сходить.
Да, верно.
Не родился еще мозгоправ, которого я не смогла бы обдурить. Я посещала психоаналитиков, психотерапевтов, социальных работников и Справедливых Дадли