Ну, ладно, ладно, забудь об этом. Отче наш, сущий на небесах…
В понедельник утром я пойду прямо к сестре Роуз и расскажу ей все. Очищусь.
Да святится имя твое…
Обо всем этом.
Да приидет царствие твое…
Папа не двигался.
Он ждал.
Я не двигалась.
Я знала, как надо.
Да будет воля твоя…
Будет еще время для большого покаяния.
Что-то там про хлеб наш насущный…
Все нормально. Я заслужила покаяние. Я могу принять это. Но сестра возненавидит меня. Этого я принять не могла.
И прости нам прегрешения наши…
Нет, нет, она этого не сделает.
Как мы прощаем согрешившим против нас…
Вроде как монахини принимают обет или что-то подобное.
И не введи нас во искушение…
Что-то про заблудшую овцу или вроде того.
Но защити нас от зла. И я никогда, никогда больше не буду врать. Аминь.
– Признай это, Кэти. – Он сильнее вцепился в мои волосы.
Внезапно я стала несокрушимой. Как будто наполнилась силой, и она сияла изнутри.
– Ты папочкина маленькая мошенница. Девочка, ты дочь своего отца.
Нет! Это ложь.
– Признай это. Признай, что ты вся в меня. – Отец взглянул на часы. – Знаешь, что я скажу, дорогуша? Признай это, и я свалю отсюда. Уйду. Пикника не будет. Я не испорчу маленькую вечеринку, которую ты тут устроила. В Альберте меня ждет нефтяная вышка, а мой автобус уходит в девять тридцать. Но признай это, прежде чем я уйду, сделай мне этот маленький подарок.
Уедет? Он правда уедет? Вот так просто?
Он отпустил мои волосы, развернул к себе и низко склонился.
– Кэти, я должен узнать, что оставляю тут часть себя, и я уеду.
На глаза отца наворачивались слезы. Он и раньше так делал.
Мама начала плакать по-настоящему. Спокойно. Нельзя знать то, чего не знаешь.
Он опустил ладони мне на плечи, очень нежно.
– Кэти, девочка, ты ведь такая же, как я, правда?
Я смотрела прямо в его влажные глаза.
Только… еще… один… раз.
– Да, папа. Я такая же, как ты.
Солгала я тогда, или это была правда? Он сломал меня, или он меня создал? Я не знала. В ту ночь мой отец сел на автобус.
Я продала душу за автобусный билет.