Не хотелось ни двигаться, ни даже дышать, но в какой-то миг, будто подхваченная необъяснимой силой, я выпрямилась, утыкаясь лбом в холодное стекло, и внезапно ощутила, как дрожат опирающиеся на подоконник руки. Что пыталась рассмотреть на стоянке, где осталось всего несколько машин и по сравнению с утренним временем она казалась пустынной? Глаза вцепились в знакомую фигуру, продвигающуюся по площадке, словно в замедленной пленке. Я не видела его лица, но замечала какие-то глупые мелочи, не имеющие никакого значения: всколоченные волосы, шатающуюся походку, тонкую светлую ткань дорогого пиджака, смотрящегося нелепо на фоне осеннего пейзажа. Еще более нелепыми стали пятна, одно за другим расползающиеся на его одежде. Приоткрытый стеклопакет не защитил от странных звуков, внезапно напомнивших веселые новогодние дни, когда такие хлопки по всему городу раздавались бесконечно. Но представить, кто и зачем решил устроить фейерверк посреди промозглого осеннего дня, не получалось, да и вместо разноцветных вспышек в воздухе были лишь эти багряные маки на его плечах и спине, живые струйки, залепившие лицо. Мужчина замер, качнувшись в метре от своей машины, запрокинул голову к небу, и я машинально повторила его жест, теряясь в беге облаков. Они клубились грязными серыми волнами, и я тонула в их бесконечности, до тех самых пор, пока эта серость не обернулась золотым заревом. Сквозь грохот, разорвавший тишину офиса, услышала дикий, нечеловеческий вопль. И только когда горло обожгло острой, разрывающей болью, поняла, что это кричу я сама. А потом наступила темнота.
Белые стены, потолок, покрытый мелкими трещинками, мятая ткань, затянувшая окно, сквозь которую мелькали тени облетевших деревьев. Губы саднило от сухости, а сознание заполнил туман, словно в нескончаемом сне.
Где-то хлопнула дверь, и я попыталась сфокусировать взгляд на приближающемся ко мне силуэте.
– Все оказалось куда интересней, не так ли, красавица?
Осознание пробилось сквозь толщу боли мутными, жгучими воспоминаниями, кадрами, от которых меня затрясло. Дернулась назад, ударяясь головой о спинку кровати, попыталась закричать, но голос не подчинялся, сипел, царапая горло.
– Это ведь его ребенок?
Я не понимала, о чем он говорит, ощущая лишь ужас, затмевающий здравые мысли. Причем здесь ребенок? Какой ребенок? Чей?
А мужчина надвигался на меня массивной стеной, шаря по телу липким, омерзительным взглядом. И ухмылялся.
– Кирман оказался не только трусом, но еще и лжецом.
Господи, Филипп... Я ощутила привкус крови во рту из прокушенной губы, будто вновь оказавшись перед тем окном, за которым огненная вспышка разорвала на кусочки мое такое шаткое счастье. И в один миг стало безразлично, что случится дальше. Пусть происходит, что угодно, ведь жизнь все равно кончилась... она не нужна мне... без НЕГО.