Рельс исчезает.
Внутри у меня все обрывается.
Мы мчимся по туннелю – вспыхивающие в темноте светлячки только усиливают ощущение дезориентации и скорости.
Вырываемся из тьмы, и я хватаюсь за кресло. Поезд тормозит, и меня настойчиво тянет вперед.
– Станция Центральная, – объявляет автоматический проводник.
В шести дюймах от моего лица возникает голограмма: «Это ваша остановка? Да или нет?»
– Давай выйдем здесь, – предлагает Аманда.
Я трогаю рукой слово «Да», и моя спутница делает то же самое.
Крепления отщелкиваются и исчезают в кресле. Мы поднимаемся и вместе с другими пассажирами выходим на платформу величественной станции, в сравнении с которой нью-йоркский Центральный вокзал показался бы карликом. Высоченный терминал с потолком, напоминающим изогнутое под разными углами стекло: солнечный свет проходит сквозь него и рассеивается в зале, проецируя узоры на мраморные стены.
В зале полным-полно народу.
В воздухе повисли долгие, хрипловатые ноты саксофона.
У противоположной стороны зала мы с опаской поднимаемся по напоминающим водопад ступенькам.
Едва ли не все вокруг нас разговаривают – очевидно, по телефону, хотя никаких мобильных устройств я не вижу.
Наверху мы проходим через один из дюжины турникетов.
Улица отдана пешеходам – ни автомобилей, ни светофоров.
Мы стоим у высочайшего из всех зданий, которые я когда-либо видел. Даже вблизи оно выглядит нереальным и, не имея явно выраженного деления на этажи, напоминает цельный кусок льда или хрусталя.
Движимые любопытством, мы пересекаем улицу, входим в вестибюль башни и, следуя указателям, присоединяемся к очереди на обзорную площадку.
Лифт взлетает наверх с поразительной быстротой.
Из-за постоянного изменения давления закладывает уши, и мне все время приходится сглатывать.
Через две минуты кабина останавливается. Смотритель сообщает, что у нас есть десять минут.
Дверь открывается, и нас встречает пробирающий до костей порыв ветра. Мы проходим мимо голограммы с короткой информацией: «Вы находитесь на высоте 7082 фута над уровнем улицы».
Шахта лифта занимает центральную часть крохотной обзорной площадки, и до самой вершины башни всего лишь пятьдесят футов – венчающая стеклянное сооружение свернутая верхушка напоминает язык пламени.
Мы подходим к краю, и перед нами материализуется еще одна голограмма: «Гласс-тауэр – высочайшее здание Среднего Запада и третье по высоте в Америке».
Наверху холодно – с озера непрерывно дует ветер. Воздух здесь более разреженный, и я ощущаю легкое головокружение, хотя и не знаю, связано ли оно только с нехваткой кислорода.